– У него по-любому есть книжка с смсками, знаете, такая, для пятиклассников! – поддержала Лизавета.
51
– Ну хорош, он умный на самом деле! – защищала я его и с силой сжимала телефон, будто это был не кусок пластмассы, а его рука.
Но девок было уже не остановить.
Смска отправлялась за смской, и вот я уже конвертировала все средства в чувства и пришлось бежать в ближайший магаз, пополнить счет – нас явно тянуло друг к другу. Мы условились встретиться через несколько часов у него на районе, в центре, недалеко от Медного Всадника. Решено было что я возьму с собой подругу, а он придет с другом.
Я тут же набрала Джейн и сказала, что сегодня мы врываемся на встречу с прекрасными хулигашками и что она должна составить мне компанию, потому что не пойти я просто не могу:
– Че, вообще он такой незабываемый, да? Может лучше на фест поедем?
– Он как из фильмов про хулиганов, ты увидишь его скулы и все поймешь!
Джейн хихикнула в трубку. Долго ее уговаривать не пришлось – она сказала, что скоро выезжает.
С наступления вечера мы долго плутали в центре, не понимая, почему так сложно найти эту дурацкую площадь Труда. В итоге взяв таксо, мы буквально в три минуты оказались в нужном месте.
Ох уж эта площадь Труда, сколько боли и лишений ты мне принесла, сколько было пережито и в этом переходе и наверху… Никакими словами не описать, никакими междометиями не передать. Всегда, в любой миг жизни появившись здесь, я буду испытывать тревогу и волнение, всегда меня будет потрясывать, а перед глазами будет возникать Тот Самый Хулсец.
Когда мы появились, он уже был на месте с тем парнем, с которым был на Виве. Мы быстренько познакомились, взяли бутылку коньяка (чисто питерское свиданьице вчетвером) и пошли гулять на набережную Пряжки.
Мы шли немного впереди, Джейн с Артемом (так звали друга) тэгали маркерами на всех встречных столбах и скамейках, иногда перебегая дорогу и поочередно чиркая свои тэжки на фасадах домов – мы с хулсом обсуждали какие-то высшие материи и говорили, говорили, говорили – с каждым словом я убеждалась в его неподражаемой манере изъясняться, в его блестящем уме и собственной жизненной политике.
Моего Хулса мечты было интересно слушать. Еще увлекательнее было смотреть на него. Я таких еще никогда не видела. Он только что пришел с армии, служил на границе с Южной Осетией, где-то на Кавказе, – я готова была слушать бесконечно, боже, его голос и взгляд завораживали, и я была уверена, что тоже нравлюсь ему. И что все это (ну конечно!) – не просто так.
Хулсец мечты.
Сколько раз потом я кричала его имя в порывах бешеной, всепоглощающей агонии, сколько раз – в исступленном страхе и детском испуге…
Сколько раз твердо решала, что «Это был последний раз, мое терпение не бесконечно!»
Детка, твое терпение подобно Тихому океану. Оно не имеет памяти. Оно бездонно. Но если кое-кто вознамерился плавать в нем сколько ему угодно, возомнив