В последний момент я выглянула – на пороге стояли Хулсец и Артем. Причем у Артема было такое забавное выражение лица, как у человека, стоящего на пороге оперы с гранатой в штанах. Захлопывая дверь, Беляш повернулся ко мне.
– Это кто? – важно спросил он.
– Что ты им сказал? – начала закипать я.
– Что к нам нельзя и Бася к ним не выйдет. – закосил под дурачка мой дорогой друг. Это были последние его слова в роли моего друга. Я бросилась к двери, закричала: «Как ты мог, урод, кто разрешал, что ты наделал!?» Я не знаю, что на меня нашло, я так испугалась, представив, как Хулс круто повернулся и сбежал вниз по лестнице. Как он был обескуражен и зол на Беляша – и я ведь знала, что он может сделать с противным Белей, и что он не сделал с ним ничего только из-за меня…
Я трепыхалась, пытаясь вырваться из ванной, куда Беляш меня буквально запихнул, кусалась, орала, – пока не сбежались ребята и не разняли нас, это не прекращалось.
Что ж, действовать нужно было решительно и немедля. Я быстро побежала в комнату – эти уже снова уселись играть, позвонила Хулсу и договорилась встретиться с ним напротив «Бульдога» на детской площадке. Он был очень зол- еще бы, наверное, ему было неприятно – представляю, как он надеялся остаться со мной наедине. А тут этот лупоглазый Беляш! Хотя зачем тогда он взял с собой Артема? Что за бред?
Я оделась так быстро, что мне позавидовали бы солдаты-срочники. Вылетев в гостиную, я подбежала к холодильнику, взяла оттуда последнюю бутылку «Царской», запихнула ее под кофту и с самым каменным лицом прошла в коридор.
Я издалека услышала смех и крики на детской. Я поздоровалась и тогда он впервые посмотрел на меня так.
Особенно восхищенно.
И тут еще я достала эту бутылку водки- ну что за дурацкие бытовые подвиги? Ради чего? Чтобы он видел, как сильно мне плевать на то, что будет потом? Что все вокруг меня сереет и тает, когда он напротив?
Неважно, как бы там ни было – тот вечерок под махровый падающий снежок в компании его оболтусов —друзей с бутылкой водки на детской площадке останется в моей памяти до самого последнего дня. Сам он и сейчас явственно стоит перед глазами: в своем сером зимнем плаще, с самыми невероятными глазами, смотря57
щими куда-то внутрь меня – так добро, так ласково, так доверчиво. Я бы все отдала теперь, чтобы он так посмотрел еще раз. Хотя бы один чертов раз. Он сказал тогда: «Я просто очень боюсь тебе довериться».
«Не бойся» – сказала я и мы поцеловались.
Нет, ну а что я могла сказать? Ничего другого!
Ночевали мы у него. Тема сопел у стенки, Хулс обнимал меня крепко, не отпуская ни на минуту – я не понимала, ка во сне можно так крепко стискивать руку, иногда я пыталась перевернуться, но он стискивал меня в объятиях еще крепче. Уже тогда я стала поражаться способности этого человека любить. И уже тогда пугалась – как же он способен ненавидеть, если так ярко горит в любви?
Я просто не представляла,