Перекрёсток цивилизаций. Книжное приложение #03 (160). Ильяс Мукашов

здесь отрывке у Геродота произошло смешение имени Иштар с древнеарийской богиней воды Анаитой, а затем с самим богом Солнца Митрой, по-видимому, по той простой причине, что его информаторы происходили из пограничной этнокультурной зоны (вавилонско-персидской, т.е. переднеазиатской), где имело место интенсивное взаимодействие различных этноконфессиональных традиций, в результате чего первоначальный смысл некоторых религиозных обрядов, практиковавшихся на прародине, был уже частично утрачен. Однако при соответствующей реконструкции мы можем обнаружить, что когда он говорит о религии древних «персов», то фактически речь идет о древнейшем Саяно-Алтайском бурханизме, и все станет ясно, если вместо «Зевса» здесь читать «Курбусту», а не «Митра», поскольку последний выделился как специфическое солнечное божество из сонма древнеиранских божеств сравнительно поздно и долго «совмещал» функции мужского (небесного) и женского (земного) бога, «совмещая» также и половые признаки (т.е. был гермафродитом), вот почему Геродот путал его то с Иштар, то с Анаитой.

      В одном из гимнов Авесты, специально посвященных Митре, сам Ахура-Мазда обращается к Спитама-Заратуштре, говоря: «Поистине, когда я сотворил Митру, владыку обширных пастбищ о Спитама, я сотворил его столь же достойным жертвоприношений и молитв, как и я сам, Ахурамазда. Злодей, который солжет Митре (или нарушит договор), навлечет смерть на всю страну, причинит миру такое же зло, как сто грешников. О Спитама, не нарушай договора, ни с верующими, ни с неверующими, так как Митра и для верных и для неверных» (Беттани и Дуглас «Великие религии Востока», с. 279). Из этого текста следует, что, во-первых, Митра был специально «создан» как воинственный, но очень справедливый бог воинственных скотоводов («владыка пастбищ»), обладавших крайне жесткой, суровой морально-этической системой, основанной на абсолютном неприятии всякого обмана (даже по отношению к «неверным»), лжи, клятвопреступленничества, неверности, несправедливости и других качеств, столь же неприемлемых с точки зрения тюрко-монгольских «бурханистов»; во-вторых, этот солнечный бог был послан Верховным Богом – демиургом еще в тот период, когда сами иранцы еще вели кочевой (или полукочевой) образ жизни, как родственные им скифы, массагеты и другие «арийские» племена на своей прародине, т.е. в Саянах.

      Л. Н. Гумилев, справедливо усматривал связь между культом Митры и морально-этической системой татаро-монголов эпохи Чингисхана, располагает, вместе с тем, прародину этого культа в «Средней Азии», где многие исследователи обнаруживают и прародину древних «ариев», а также прародину вообще всех индоевропейцев, и утверждает, что посредником между двумя культовыми системами был тибетский бон: «Зародившись на равнинах Средней Азии среди кочевых племен, митраизм был воспринят такими же кочевниками, населявшими страну Шаншун, находившуюся в Северо-Западном Тибете. От шаншунцев