И вот восемнадцатилетний монах уже избегает церковных разбирательств, как уж он проскальзывает через тонкое горлышко кувшина для молока. Все свои измышления Бруно выражает в литературной форме – к 28-ми годам он уже выпустит несколько произведений, среди которых «IL Candelajo» и «Ноев Ковчег» – вещи уже не просто богохульные, но в целом «отрицающие». Это произведения о невеждах и религиозных глупцах, откровенных фетишистах. И жанр комедии, в то время зацензуренный рамками и перегруженный клише – лучшее и самое безопасное, что мог использовать мыслитель того времени. Вы хотя бы вспомните «Гаргантюа и Пантагрюэля» чудесного проказника Рабле, умершего, кстати, не так уж и давно – в апреле 1553-го.
Но если бы всё заканчивалось только комедиями… Став монахом, Бруно отказывается быть христианином. Да-да, именно так – многим из вас это будет сложно понять, но именно для этого мы с вами здесь и собрались – для того, чтобы расширять границы и снимать печати из сургуча с самых проверенных проб искристого кровавого вина…
И чем дальше мы погружаемся в сегодняшнюю запутанную историю, тем более неожиданные повороты приобретает наше повествование. И все «официальные» версии смерти Бруно, как могут поручиться многие именитые историки, слишком странны и нелепы. Но рано ещё совершать перескок во время, которое так или иначе наступит. Или сегодня никто не умрёт? И каждый раз заглядывая за ширму прошлого, сложно не согласиться с заявлением о том, что всё прописанное в плане бытия просто реализуется нами, как реализует очередной хитрый рисунок вышивки мастер, сличающий получающийся у него результат со схемой.
Однако вернёмся непосредственно в то время, когда наш герой уже прощается со своим первым пристанищем и отправляется в Рим. На дворе 1576 год. В это время в Неаполе на него уже смотрели косо – молодой монах подозревался в злоупотреблении запрещённой литературой того времени, теми книгами, которые опровергают бесспорность