– Ирочка, – нарушил затянувшуюся паузу, – А я тебя понимаю.
– Правда? – оживилась она, впавшая, после своего ужасного объяснения, в депрессивное состояние.
– К сожалению, правда. Сам страдаю, как ты. Думал, Людочка разлюбила. И не понимаю, почему. Своей вины не вижу. Значит, просто разлюбила. Столько лет мучаюсь. Потому и понятна твоя боль. Столько стихов об этом сочинил.
– Ты сочиняешь стихи?!
– Душа сочиняет. Я лишь записываю.
– Толик, прочти что-нибудь. Так хочется услышать твои стихи. Пожалуйста.
– Свои стихи вслух. Нет, Ирочка, не могу. Если хочешь, дай листок, напишу, а ты читай потом, сколько хочешь. Но они грустные, как моя жизнь без Людочки.
Ирочка принесла альбом. С ее разрешения, немного полистал. Нет, это не был ее дневник. Просто, она переписывала туда понравившиеся стихи и песни. Вкус неплохой. Молодец, девчонка. Она, оказывается, еще и не глупенькая. Пока вышла, записал ей два стихотворения из первых, что пришли в голову.
Судьба надо мной посмеялась –
Счастьем сперва поманила.
Но скоро оно изменило
И со мной до поры распрощалось.
Я с тоскою по жизни метался.
Отчаянье с ног валило.
Покинула жизни сила.
Без вины одиноким остался.
И душа одинокая билась,
Словно щепка в волнах океана.
Из глубокой сердечной раны
Кровь горячая лилась и лилась.
И теперь ничего не осталось,
Что души моей лед растопило,
Что как прежде вперед бы манило.
Ничего. Ничего не осталось.
ПОДРУГЕ ЮНОСТИ
Я полюбил мечту мою,
Которой ты была.
Мечте я отдал жизнь свою,
А что мне жизнь дала?
Я в одиночестве страдал,
Сгорая от любви.
Лишь о тебе одной мечтал,
А годы мимо шли.
И размышляя о судьбе,
Я к выводу пришел,
Что ведь мечтал не о тебе –
Об образе твоем.
Но все ж привычке изменить
Уже не в силах был.
Не в силах юность позабыть,
Мечту свою любил.
Когда Ирочка вернулась и прочла стихи, она совсем потускнела и надолго замолчала. Я тоже молчал, погруженный в горестные мысли о бездарно потерянных годах, которые, не случись этого несчастья, могли бы стать самыми яркими. Нет сомнений, что я удержался бы на главном фарватере жизни, а не скитался по ее протокам, которые то ли снова вынесут на стремнину, то ли утопят в болотной трясине.
– Толик, ты сам это сочинил? – нарушила