–Нельзя мне… это хозяин тайги, – объяснил он, – Однако, ты великий охотник, один завалил.
Молошко говорил по-русски, Василий понимал по-тунгусски. Общий язык они нашли. Сейчас оба сидели в чуме Молошки, ели мясо и запивали его горячим бульоном из деревянных чашек. Вели разговор.
–Лоча – хороший, маньчжур – плохой, – говорил тунгус.
–Поможешь мне до своих добраться? – спросил Вологжанин.
–Завтра олешек ловим, поедем, – сказал Молошко, – Сегодня отдыхай.
Молошко с утра отправился в лес за оленями. Пригнал двоих, оседлал. Сам легко запрыгнул на своего учага. Василий влез на второго. Отправились в путь. Трое суток перед лицом казака мелькали темные пади, снежные ремни рек, светлые пятна таежных болот. Подъемы и спуски, далекие хребты. Ночевали, вставали – и снова пади, подъемы и без края таежная синь. Наконец открылось широкое ледяное поле большой реки. Молошко вывел Вологжанина прямо к русской деревне из трех дворов, стоящей на Шилке. Васька едва слез с оленя. За эти дни он отбил весь зад, стер ноги. Переночевали в тепле, а на другой день гонца с Албазина местный мужик Петька Кузнецов посадил в сани, укутал в козью доху, чтобы не замерз, и по зимнику повез в Нерчинск.
Воевода Власов смотрел на казака. Молодой паренек с черными пят нами на обмороженных щеках отдал ему грамоту и ждал вопросов.
– Тебе сколько лет? – спросил воевода.
Восемнадцать, – ответил Вася.
– Остановиться, есть где? – снова спросил Иван Остафьевич.
– Если Тереха Лосев живой, то есть.
Власов взглянул на подъячего, тот