Бобу позвонил Сергей и приказал привезти попкорницу.
Это такое устройство для изготовления попкорна. Внешне – красивый металлический, красный, большой ящик с частично стеклянными стенами и раструбом, в который засыпают кукурузные зерна. Далее ее включают в розетку, нажимают кнопку, и зерна жарятся, весело постреливая во все стороны.
Но Боб не сможет отвезти попкорнцу. Потому что он оставил ее себе. Мы даже уже опробовали ее в гараже Боба – засыпали вылущенные из початков зерна, нажимали кнопку и слушали мелодичный треск. В нем угадывался определенный атональный мотив. Что-то из серии полифонических наложений у Бриттена.
Кстати, Ли, ты всегда говорила, что изобретение кукурузы напрямую приписывают Богу, настолько она оригинальна, и не имеет ни малейших аналогов на Земле. А вылущенная на ладонь, больше всего напоминает семечки солнца или зерна кукурузы. Что? Это и есть зерна кукурузы? А я что говорю?
Письмо тридцатое и тридцать второе.
Ли, любимая, точнее сказать, либимая.
Мы познакомились с тобой в магазине, когда ты мне почти нагрубила, а я не ответил. Потрясенная благородством, ты назначила свидание. Была зима, и я страшно замерз, ожидая тебя около дверей кафе. В которое мы не пошли. Нет, пошли, и ты подняла с пола огромную купюру возле барной стойки, и спросила – это чья? Никто не откликнулся, и мы купили на эти деньги две чашки черного чаю с бергамотом. Над чаем кружился молочный с искрой дымок. Выпив чай, отправились по домам, причем я провожал тебя до последней остановки, а сам опоздал на свой автобус и добирался до Шестого микрорайона пешком.
На следующий день мы совсем не встречались.
А на следующий – встречались.
А потом опять четыре дня не виделись.
А затем ты приехала ко мне домой с семисотграммовой толстостенной темной, пиратской бутылкой вина, которую и пролила случайно на скатерть кухонного стола. Скатерть быстро впитала красное вино. Мне надо было тогда догадаться, что это прообраз нашего будущего – густая кровь на плате Марии Магдалины.
Письмо четвертое.
Мне кажется, четвертое письмо уже было, но это неважно. Если это второе четвертое письмо, то первое четвертое, будет как бы преамбулой к этому. Нужно только вспомнить о чем оно было, первое четвертое.
Зря меня все считают умственноотсталым.
Или шизофреником.
Или кем.
Я нормальный, не дурнее большинства.
Я очень четко понимаю, что, возможно, уже писал четвертое письмо, просто не помню точно. А все потому, что я разучился сосредотачиваться на текущем моменте жизни. И у меня атрофировалась воля к ней. Например, вчера, едя (езжа, находясь, ехав?) в троллейбусе, я совершенно не мог сосредоточиться на этом. Смотрел в окно и не понимал где я и кто. Понимал, что не понимаю этого. Мне понадобилось некоторое (известное?) усилие, чтобы сопоставить события: себя, троллейбус, дорогу, время и цель поездки – поликлинику на набережной Орфевр