– Ты точно хочешь, чтобы я разделся, браза? У меня трусы – не Кельвин Кляйн.
– Кончай прикалываться, на, развезешь грязищу по хате – своим языком её убирать будешь!
– Понял, брат, стриптиз уже стартует.
Когда двое стянули с себя мокрые хламиды, грубые ботинки с налипшими килограммами грязи, и заляпаные штаны, оказалось, что внешность у них самая прозаичная, правда, для расы вингнордов, то есть «крылатых, живущих на севере», за исключением, пожалуй, чрезмерной худобы. Впрочем, последнее было неудивительно, если учесть, что никаких городов в радиусе пары недель пешего пути не было, а иных средств передвижения, кроме своих конечностей, у этих двоих не наблюдалось.
Кстати, о конечностях. На вид они были – люди как люди, за исключением крыльев. Судя по висящим на плечах толстовкам и труселям до тощих колен видно было, какие они хрупкие. Но костлявые плечи были раза в два шире бедер, а на грудной клетке угадывались нехилые мышцы, что неудивительно, так как сзади чуть ниже плеч у крылатиков (как их называли все другие расы, да и сами они почти всегда) росли большие, почти до самой земли, крылья, а полый костяк и хрупкое сложение давало возможность этой расе летать, правда, не совсем летать, а скорее планировать, ловя потоки воздуха, но несчастных случаев, связанных с падением с крыши, им можно было не бояться.
Старик запер дверь, подобрал грязные тряпки, свалил их в большую стоящую у двери кадушку и не терпящим отказов голосом произнес:
– Сейчас грейтесь, а потом зальёте водой и постираете. Мыло я вам дам.
– Не гони, папаша, за лохов нас держишь?
– А чё, ты один тут живешь, на, тёлки никакой нет, чтобы вещички простирнула?
– Живу один. Прислуги нет. Проходите к очагу, грейтесь. Поесть сейчас накрою. И вот ещё – выбирайте выражения, парни, я в своём доме ругани не потерплю.
– Чё, типа наехал, на, рамсы попутал, на…
– Да ладно, браза, его правда, отвечаю, не гони. Всё, папаша, реально кончаем базар. Щас погреемся, вещички простирнем, съедим что-нибудь от твоих щедрот и конкретно свалим. Только нам бы переночевать, а то на улице ночью темно и страшно даже таким крутым парням, как я и браза.
– Переночевать можно, комнат, слава Моране и Мозесу, хватает. Да вы и вправду братья, что ли? – Старик подслеповато вгляделся в стоящую перед ним парочку повнимательнее. Ребята действительно были похожи как горошины из одного стручка. Кожа – как снег, глаза – серые до прозрачности, на головах – пепельно-грязный ёжик, у обоих характерно широкие скулы и пухлые розовые губы. Рот, правда, великоват, прямо, как два лягушонка, подумал старик, но вот левый из братьев улыбнулся, от чего лицо стало совсем детским и очень милым.
– Типа того. Ну, то есть, да, братья. Я – Норд, он – Фрейр.
– А лет вам сколько, братья?
– Хватает.
– А поточнее?
– Девятнадцать. Будет. Скоро.
Старик улыбнулся. Эти птенцы, по сути, только-только вышли из подросткового возраста. И как их из гнезда-то отпустили? Одних, без взрослых, без наставников,