Забираю у тебя стакан, с удовольствием втягиваю губами янтарную влагу. Пиво остро пахнет хмелем и оставляет терпкую горечь на языке. Мы встречаемся уже несколько долгих, каких-то невероятных недель. Я уже и сама не понимаю, как сложилось, что я с каждым днем всё больше раскрываюсь перед тобой, говорю и говорю, выплескивая на тебя воспоминания детства, юности, и мне почему-то совсем не стыдно. Разве что о злосчастном концерте группы «Пикник» пока молчу. Эти воспоминания заперты крепко-накрепко в глубине памяти. Да там им и место. Я говорю тебе о своем городе детства, маленьком, пыльном и пропахшем полынью, (представляешь, после революции в нем не уцелело ни единой церкви!) О том, как училась рисовать, не будучи записанной в художественную школу. Про то, что тени от людей и предметов на самом деле не чёрные, а цветные. Про первую любовь, про наш факультет, про то, как пришлось оставить учёбу в угоду работе, про Волжские берега, по которым пронзительно скучаю.
Ты рассказываешь, то с иронией, то с плохо скрываемой печалью про свое детство, про жизнь у моря. Вспоминаешь службу в армии на границе с Китаем (для меня, увы, это конец цивилизации!), про своих бывших жен, про детей. Говоришь о войне, но редко, а я и не спрашиваю, потому что эта тема безгранично далека от меня, да, к тому же, я так боюсь тебя ранить! А когда я тебе начала пересказывать сюжет фильма о незадачливых питерских наркоманах, который поразил меня манерой съемки и привнесением киберпанка в костюмы актеров, ты резко меня оборвал, сказав, что я понятия не имею о настоящих наркоманах, и это вообще не искусство, а гадость. Я опешила, и сначала немного даже обиделась, что меня отчитали как девчонку. А потом поняла, что я-то реально девчонка по сравнению с тобой, и ты имеешь полное право высказывать свое собственное мнение, в общем-то, по любому вопросу.
Итак, солнечный полдень, тепло, светлые занавески колышутся от ветра.
Мы лежим на скомканных простынях, обнаженные, пьяненькие и счастливые.
– Знаешь, я снова начала рисовать. Три года почти краски не брала в руки, – зачем-то говорю я, пока твои пальцы путешествуют от впадинки у моего горла вниз, попутно оглаживая грудь и лаская живот.
– Здорово, приноси, покажешь в следующий раз.
Обнимаешь, перекатываешься с бока на спину, притягивая меня, буквально забрасывая на себя.
– Лёнь… Что, опять? – хихикаю я, а ты уже начинаешь движение бёдрами вверх, прикрыв глаза и ухватив меня за локти.
Там, внизу, еще не совсем твердо, недостаточно горячо, но ты действуешь уверенно и властно, и я подаюсь тебе навстречу, охваченная жаждой впустить тебя, соединиться, слиться в акте любви, поделиться с тобой своим жаром, и пылом, и соками. Но ты ускоряешься, полувскрик—полустон, и вот, я чувствую, как колотится твое сердце, как хрипло ты дышишь, и понимаю, что, кажется, снова не успею прийти к финишу. Плевать. Продолжая сидеть на тебе верхом, кончиками пальцев вожу по твоим ресницам, по лбу, силясь разгладить морщинки, трогаю