Он оказался в узком гроте, в котором можно было с трудом развернуться. Это было на руку – легче охранять вход от непрошеных гостей.
Даже находясь на грани потери сознания, Алексей совершенно четко понимал: если лечь на камни – до утра не дожить. Слишком холодно.
Он заполз как можно глубже, расстегнул все ремни, удерживающие рюкзак, правой рукой, которая более-менее слушалась, перетащил рюкзак со спины вперед, расстегнул его. Медленно, с перерывами, вытащил коврик, включил обогрев, раскатал его на холодном камне, с облегчением опустился на него правым, – более целым – боком.
На какое-то время забылся, уткнувшись лбом в холодный рукав куртки.
Потом вдруг вспомнил о Бато.
– Надо связаться…
Хотя дышать становилось все трудней, и все сильнее кружилась голова, неяркий свет экрана на несколько мгновений вернул его к реальности. Бесстрастный коммуникатор сразу сообщил, что температура воздуха – минус двадцать девять. Нехило!
Аюшеев принял вызов сразу, наверное, не спал, ждал Алексея.
Увидев на экране искаженное близкой камерой лицо друга, Карабанов похрипел:
– Бато… Хана мне…
– «Бесы?» – только и спросил бурят и сразу же сам себе ответил. – «Бесы»! Коли «рулетку». Быстро! Иначе не выжить!
….Алексей колебался. «Рулеткой» бойцы спецотряда «Байкал» между собой называли экспериментальный препарат, который был выдан каждому. Хороший был препарат, раны затягивались на глазах, а переломы – срастались. Чудо, а не препарат. «Живая» вода. Одно только «но» было: от него умирал каждый второй боец в течение пятнадцати минут. Анафилактический шок, несовместимость каких-то белков. Так что кололи его бойцы только в том случае, когда другого выхода не было, и надежды не оставалось. Как русская рулетка – или пан, или пропал!
– Ну, если что, прощай!.. – Алексей отключил коммуникатор, с трудом сплюнул на припорошенный ледяным крошевом камень тягучую слюну, увидел кровь. Неудержимо клонило в сон – это оказывал свое действие пармедол, и ему стало как-то все равно, что с ним будет дальше. Умереть после укола или уснуть под действием лекарства и больше не проснуться от внутреннего кровотечения, замерзнуть – какая, в сущности, разница! Да никакой! Двум смертям не бывать, а одной не миновать…
Он с трудом расстегнул молнию на куртке, нащупал за воротом тельника крохотный серебряный крестик, до боли сжал в кулаке, потом нашел вшитую в воротник термобелья ампулу «рулетки», сжал ее двумя пальцами, вздрогнул от вонзившейся в тело крохотной иглы, и ощутил такую адскую боль, по сравнению с которой все, что он испытывал до сих пор, казалось только слабой тенью, призраком боли. Эта боль пробежала по всему телу, как огонь по рассыпанному пороху. Все мышцы сразу, в одно мгновение свела страшная судорога, мир вспыхнул красочным