Я внимательно разглядываю обиженное лицо Макса, косясь в его сторону, и поднимаю черный капюшон. В такие моменты он напоминает мне маленького надутого ребенка. Майю. И я мысленно отмечаю: у этих двоих больше общего, чем кажется на первый взгляд.
Мы идем по широкой людной улице. Солнце жарит, но я не могу себе позволить снять байку. Да и это ни к чему: за долгие годы я привыкла к избытку температуры у себя в теле. И, оказавшись в жару в спасительно прохладном помещении с кондиционером, я могу испытывать по-настоящему зверский холод.
– Давай пойдем в кино, когда все это закончится, – предлагает Макс, и я поднимаю к нему заинтересованный взгляд. Впрочем, мой интерес ему не виден за толстыми стеклами очков и границей капюшона.
Я уточняю, делая ударение на последнем слове:
– Когда закончится все?
А это случится когда-нибудь?
Макс перебирает слова, соглашаясь с двусмысленностью своего предложения.
– Когда закончится все на сегодня, – исправляется он и выдвигает заранее подготовленные аргументы, пока я не успела возразить. – Я все равно планирую посмотреть этот фильм, а тебе придется ознакомиться с его содержанием, если не хочешь чувствовать себя виноватой перед Майей.
Глупо, конечно, но он прав. Только давать свое согласие не хочется. И я опускаю этот вопрос, вслух замечая, что мы почти добрались до места.
– Это здесь? – Макс кивает в сторону огромного здания музея, обнесенного высоким забором. – Его же реставрируют.
Он делает вид, будто не замечает резкой перемены разговора и отсутствия исходящего от меня желания вернуться к прежней теме. А еще он снова прав: здание старое, почти разваленное, но город вовремя взялся за его восстановление. Правда, процесс реставрации затянулся и замер, когда городской бюджет обнаружил недостаток денежных средств.
Небожители с готовностью облюбовали новое убежище. Так уж повелось, что все мы, нечеловеческие твари, селимся на развалинах. Только наши не подлежат реставрации, активно стремясь к конечному разрушению и превращению в пыль. Их – вот такие, отгороженные от мира, защищенные властью города. Те, что однажды превращаются в достояние общественности и становятся предметом гордости и любви горожан.
– Придется аккуратно, – усмехается Макс, и я киваю. Странно, что для таких чертей, как мы, архитектура родного города представляет какую-то ценность. Но это так.
Чем ближе мы к месту назначения – тем реже толпа. Еще одна закономерность: люди нас избегают. Всех. Неосознанно. Может, срабатывает инстинкт самосохранения.
Мне приходится взять Макса за руку, чтобы моя способность оставаться незамеченной для небожителей распространилась и на него тоже.
Его теплые пальцы обхватывают мою ладонь, и я чувствую закравшееся в них напряжение. В который раз обращаю к Максу взгляд, но лицо парня по-прежнему ни о чем мне не говорит.
– Думаешь, правильно поступаем? – задается он вопросом.
А это