В училище её специальностью была роспись по папье-маше, но она и скульптурой одно время занималась с большим успехом, и шить умела просто профессионально. Вначале же с медалью окончила школу с французским уклоном, где побеждала на всяких всесоюзных олимпиадах; когда потом по безденежью перевела пару современных романов, – никто из издателей поверить не мог, что ни к каким морисам-торезам она и не приближалась. К языкам Лина вообще была способна сызмальства, в свои школьные годы свободно читала в оригинале польские журналы, которые выписывали у них в семье; а когда, например, мы с ней, в безвизовые ещё времена, путешествуя по южной Эстонии, надолго застряли в одном посёлочке под Вильянди – на моих глазах произошло её пластичное погружение в эстонский разговорный (что, согласитесь, особенно значимо при низкой контактности его носителей).
Но, конце концов, случайно попав в одно крикливое молодёжное издание, она быстро оказалась на вечернем журфаке МГУ, без проблем его закончила (очень звали в аспирантуру!) и вроде как застряла в газетной рутине – не знаю, надолго ли.
Глядя на Лину, я всегда ощущала лёгкое недоумение: отчего это природа иногда бывает так рассеянно щедра, отпуская свои многочисленные дары в одни руки – могла б распределять их как-то порациональней, что ли… Особенно, когда не в коня корм: ведь в любой из перечисленных областей Лина, несомненно, достигла бы серьёзных высот, обладай волевым настроем и хоть каплей честолюбия, однако таковых у неё не водилось отродясь, она всегда предпочитала просто плыть по течению. По-настоящему её занимала только собственная личная жизнь – не в пример моей, богатейшая. Помимо нескончаемой вереницы романов, за спиной у Лины были уже два брака и один ребёнок, которого благополучно пасли обе бабушки поочерёдно, предоставляя ей полный простор для любимого времяпрепровождения.
Так что, назвав её Мессалиной, я не сильно погрешила против истины; хотя вообще в училище кто-то ещё более точно сказал о ней: «лениво-похотливая Алина» – поскольку, несмотря на её вроде бы вполне северно-российское происхождение (с карело-финскими корнями с одной, сибирско-казачьими – с другой стороны), присутствовала в ней и некая, бог весть откуда взявшаяся, восточная томность…
Сие прозвище, кстати, ничуть её не смущало, и в некоторых компаниях она могла даже сама именно так и представиться, что всегда проходило на ура. Моя же безбожно затянувшаяся невинность вызывала у неё широкий спектр эмоций, от умиления до рассерженного недоумения. Вообще непонятно,