Во всех этих историях о молодых провинциалах, завоёвывающих столицы (любопытно, что и Москва, и Питер были представлены с одинаковой – даже не любовью, а я бы сказала, влюблённостью, что выдавало в авторе взгляд человека со стороны, трезвого и проницательного, несмотря на эту влюблённость) в период нашей всё продолжающейся новой российской смуты, увязающих попутно в своих любовных многоугольниках, опустошаясь, разочаровываясь и вновь очаровываясь, – во всех, повторяю, этих историях просто клокотала энергия какого-то отчаянья, жизни на краю.
Они заряжали беспокойством, неумолимо напоминая: существованье наше – кратко, очень кратко, и посему ничего никогда не стоит откладывать на завтра – ни в коем случае, ни за что!.. Даже несколько умиротворяющие, в большинстве случаев, финалы не могли снять этого ощущения и смотрелись простой, никого не могущей обмануть, уступкой закону жанра. Своего дурацкого жанра…
Книги Киры Колесниковой тонули среди цветастого хлама на развалах, совершенно сливаясь с другими – непонятно было, кто их, вообще, кроме меня, покупает. Впрочем, факт их неизменного тиража – 10 тыс. экземпляров – вроде бы указывал на то, что худо-бедно они обязаны были расходиться, стал бы иначе «Дон Гуан» выпускать роман за романом!.. Таким же тиражом шли и все другие издания этой серии. Иногда в ней выпускали уже маститых тёток и даже некоторых мужиков советского периода с их старыми обкатанными вещами, но тон явно задавали новые имена – те «белогвардейские» и, наверно, ещё с добрый десяток прочих.
Пожалуй, нельзя сказать, что это была сплошь графомания, нет – от переводных лавбургеров (сколько ж дури мне пришлось перелистать в тот год, чтобы разобраться в ситуации!) сии творения всё-таки чаще всего отличались каким-то разнообразием приёмов, какой-никакой психологичностью и даже, пусть примитивными, но попытками неких философских умозаключений – Россия, понимаешь!.. Более того, пара-тройка авторесс писала вполне даже прилично – кто с хорошим юмором, кто – просто хорошим русским языком, что уже само по себе стало едва ль не редкостью…
Но, так или иначе, всё там у них было поставлено на поток, ничего не выламывалось из предписанных рамок – тогда как у Киры К. каждая вещь являла штучный товар, эксклюзивный образец, ручную работу. Каждая выделялась своим несомненным – стилем? почерком? манерой? – я не литературовед, чтобы знать, как там это у них называется… Короче, спутать такое с другим было совершенно невозможно, и даже любая её не самая удачная книга стояла на двадцать голов выше их самых удачных. И вообще, повторяю, никакой это был не «любовный роман», а просто литература за жизнь, просто пронзительная такая литература…
И было