Химера. Юрген Ангер

он мой брат, – Рене сделал большие глаза и уставился на своего спутника.

      – Ну, в семьях разные порядки бывают, – произвел Виллим Иванович неопределенное движение рукой, – ладно, надеюсь, этот раз у тебя будет первый и последний, наш целок не жалует. Ничего хорошего тебя не ожидает, зажмурься, терпи и думай о величии империи.

      Рене зажмурился – уже сейчас. Карета попрыгала еще немного на ухабах и встала. Виллим Иванович вылез первым, подал Рене руку, как даме – в этом жесте даже не было издевки, и Рене просто принял его руку, ступив расшитыми туфельками на кое-как положенные доски. «Верфи» – догадался Рене. Он никогда прежде не видел верфи и надеялся до конца своих дней их больше не увидеть. Доски вели к покосившемуся домику, в окошке которого еле теплился свет. «А во дворце миньона оприходовать – ну никак» – зло подумал Рене. Виллим Иванович вел его, поддерживая под локоть. Доски прогибались, скрипели, и грязь так и брызгала из-под них – прямо на туфли, масляно-черная в свете полной луны.

      В домике – вроде бы у русских такая прихожая называется «сени» – спали вповалку какие-то люди, и пахло от них – перегаром и луком. Рене, чуткий к запахам, даже еще раз зажмурился. И портянками пахло, и немытыми телами – Рене и знать не хотел, кто все эти спящие, и очень их боялся. Виллим Иванович двигался, обходя спящих, легко, словно белая фея, он отворил неприметную дверку – и за дверкой была пустая комната, как карикатура на ту приемную, где недавно дежурил Рене. Стол, лавка, два табурета и дверь – страшная, приоткрытая, в темную спальню. Мост на незнакомую землю. Виллим Иванович усмехнулся, оценив состояние стоящего столбом Рене, выскользнул за дверь, туда, обратно к спящим, и через секунду вернулся с плоской зеленой бутылкой.

      – Пей, – вложил он шкалик в трясущиеся руки своей жертвы, – как лекарство. Залпом, до дна.

      Рене сделал глоток – обожгло – закашлялся, и выпил до дна. «Страшно» кончилось, осталось только «весело». Виллим Иванович аккуратно, со всей придворной сноровкой, снял с Рене его нарядный кафтанчик, и ловкими пальцами расстегнул камзол.

      – Он – спит? – шепотом спросил Рене.

      – Нет, читает, – тоже шепотом отвечал Виллим Иванович, – чертежи читает, перед сном, с одной свечкой – оттого и темно так.

      – Ты же – не видел? – удивился Рене и с ужасом понял, что язык его уже заплетается.

      – Я знаю, – очень ласково и вкрадчиво произнес Керуб, и вложил в дрожащие пальцы Рене свечу в керамической лодочке, и нежно подтолкнул его – к дверному проему, к «point of no return», – Ты не бойся ничего, закрой глаза…