Он приходит со свитой к бухте Золотого рога, где видимо-невидимо кораблей со всех стран света, смотрит и говорит:
– Что-то я не вижу корабля Харальда. Варяжскую ладью я бы сразу отличил от других.
– И не увидишь, высокочтимый спафарий, – отвечают люди из свиты, – ибо Харальд войдет в бухту не на веслах, а под парусом, с попутным ветром. Так он сам сказал.
С Катакалоном на берег пришел еще один знатный человек, протоспафарий по чину. Его звали Михаил Пселл. Его ученость славилась в Миклагарде, и он не терял случая, чтобы прибавить к ней хоть толику, и всегда ходил с восковой дощечкою для письма.
Пселл говорит:
– Странный обычай. Такого я не видел ни у сирийцев, ни у армян, ни даже у иберов, приплывающих из Колхиды.
– Нет у варягов такого обычая, – отвечает Катакалон. – Но сдается мне, что-то задумал этот варвар.
И он велит своим людям принять все надлежащие предосторожности. Но не успевают они к этому приступить, как ветер меняется и с моря слышатся трубные звуки. И скоро в устье бухты появляется наполненный ветром парус. И движется быстро, и приближается.
Катакалон всмотрелся и говорит, усмехнувшись:
– Теперь я вижу, в чем дело.
Ладья плывет уже посреди бухты, и теперь все, кто был на берегу, видят, что на ее парусе изображена дева, скачущая на белом коне, прекрасная ликом. На носу же ладьи стоит трубач и трубит в рог.
Михаил Пселл, протоспафарий, говорит:
– Мне знаком обычай рыцарей пилигримов из варварских стран изображать лик своей прекрасной дамы. Но они рисуют ее на щите, а чтобы на парусе – этого я еще не видел.
И он стал записывать увиденное на своей дощечке. Катакалон же, глядя, как корабль чалит к пристани, сказал:
– Чем больше подвигов он совершит в ее имя, тем лучше для священной Империи.
Катакалон с почестями встречает Харальда и ведет его в город. С Харальдом отправляются Ульв, Чудин и Эйлив с Хальдором, тоже знатные воины. Дружине же было дано вина и мяса, а коням – овса, и она осталась до времени на корабле.
Катакалон ведет Харальда по городу и с гордостью рассказывает о дворцах и храмах, что во множестве встречаются на пути. А некий человек из свиты без устали играет при этом на длинной дудке, которую греки зовут флейтой.
Харальд говорит греку:
– Еще охотнее я бы слушал твои речи про форум Августа, если бы не мешал этот трубач.
Грек говорит:
– Флейтист приставлен к тебе повелением василевса, и это великий знак чести у нас.
– Лучше бы мне повидать конунга, – отвечает Харальд, – и договориться, что и как.
– Всему свое время, – говорит Катакалон. – Разве, как