меня. Совсем немного. Этого было недостаточно… Мир, не оставляющий меня в покое, мир, не обещавший больше ничего хорошего, поманивший и обманувший – отверг все, что я создала. В моих текстах он увидел жесткость и жестокость, откровенность и болезненность… Он оказался обычной кирпичной равнодушной стеной, о которую я чуть не вышибла себе мозги. Но я верила, что этот мир создан для каждого, он ждет каждого, значит, и меня тоже. Мои нападения на людей на улицах… В конце концов, никто тогда не погиб, а чуть-чуть не считается. Все эти безликие прохожие, с лиц которых страх от моего присутствия стер всего лишь скуку и усталость. Скуку и усталость! Они, способные испытывать все, что угодно, помимо боли, страха и ненависти – тратили свою жизнь на скуку и усталость! И после этого меня, а не их, объявили преступницей… Несколько раз среди них я встретила сама себя – и Джун и Дженнифер бродили тогда по одним и тем же улицам, нападая на чужих людей и внезапно находя среди них и друг друга – словно огромный магнит тащил и сталкивал две половины одного целого. И ненависть снова захлестывала с головой. А еще был огонь, быстрый и жаркий, с хрустом поедающий доски заборов и стен, весело выносящий оконные рамы – его жизнь ведь полная противоположность тому тяжкому пламени, что съедает меня день за днем, запрещая чувствовать себя живой… Поджог, что бы ощутить подвижность и неистовость огня, его непредсказуемость! Я почувствовала в нем, что вот она – жизнь! Разве это преступление? Я думала, что долгое время была не готова открыться этому миру. Но это он оказался не готов… Он осудил меня и заклеймил…
На самом деле нет разницы, где жить. Когда твоя тюрьма и твоя тень день и ночью с собой – какой смысл в решетках и запретах? Все, что смог подарить мне в ответ этот мир – психиатрическая клиника Бродмора и пара клеток в разных концах больницы. К тому моменту душа моя почти слилась в долгожданном единении, и клеем для нее служила ненависть к самой себе. Да, и какое-то время казалось, что не имеет разницы, каким способом я буду ощущать себя цельной. Джун и Дженнифер, подолгу не видя друг друга, голодали по очереди, сидя в одинаковых позах и глядя в одну точку. Видя в ней свое отражение. Ненавидя и не в силах отпустить. Да, весь этот мир, съежившись до скучных стен и немногочисленного медперсонала, травился ядом этого чувства, начинал проникаться моим страхом и болью. Спустя какое-то время я снова была сама с собой – Джун и Дженнифер вновь жили в одной комнате. И пришло решение, как избавиться от тюрьмы, не пускающей меня в мир, а мир – в меня. Как научится чему- то еще, кроме стремления сохранить свою целостность, и как пережить что-то, кроме страха. Вдруг пришло понимание, что должно быть все просто – так, как и задумывал Бог. Одно тело, и одна душа. Не имеет никакого значения, какому из двух тел она достанется. Тому, что будет готово.
И я начала вслушиваться. Когда знаешь себя вдоль и поперек,
