– Эт-то к-куда? – чуть не поперхнулся.
– К Журбе.
– Что вы, нельзя… Тетя Нюра, лучше я сам!.. Я сам!..
– Не шуми! – Нажав тяжкой рукой на плечо, усадила пытавшегося было вскочить Максима. – Тебе же отказали. А мне не откажут! Пусть только попробуют!
– Тетя Нюра!..
– Кончил еду? – Она решительно сняла передник, кинула его за ширму и, крикнув куда-то в глубину коридора – Глаша! А, Гла-ша! Я скоро вернусь! – легонько подтолкнула Максима, решившего ни за что не идти. – Шагай давай!
Скрепя сердце пришлось плестись. «Ладно, перетерплю несколько позорных минут. Все равно же прогонят», – и успокоился. Лишь бы «казнь» совершилась как можно скорей.
Выйдя на Набережную улицу, тетя Нюра вдруг остановилась и грузно повернулась к понурому спутнику.
– Сынок, дай слово, что будешь работать хорошо – на совесть. Ну?
– Честное слово!
…На Набережной, 28, народу набилось гораздо больше вчерашнего. Если вчера табачный дым ходил облачком, сегодня стоял коромыслом. Вчера больше помалкивали (смурное настроение разрядило появление Максима), нынче каждый говорил что-нибудь, хоть бы и не рассчитывая быть услышанным, – гвалт несусветный.
В первое мгновение сама тетя Нюра, похоже, не то чтобы растерялась, но слегка смутилась. Тут же решительно передвинула пестрый платок к затылку, глубоко вздохнула и, как бульдозер, не церемонясь, растолкала-разбросала ближнюю кучку людей, направилась к столику.
– Здравствуйте, Никодим Егорович!
– Доброе утро, Анна Петровна! – Журба погладил лысину. Такая уж у него была привычка. Даже когда разговаривал с женщиной.
– Что за кавардак у вас такой? Устроили чемпионат: кто кого переорет, да?
Вчерашний кавказец играючи сдернул с табуретки кого-то в замызганной телогрейке, легко, как пушинку, перенес табуретку по воздуху:
– Пожалуйста, тетя Нюра!
– Спасибо, Гурамушка!
– Нам вот-вот надо подавать на участок. А тут что ни день, прорех все прибавляется. Вот и судим-рядим, спорим, кричим… – то ли объясняя, то ли жалуясь, то ли прося какого-нибудь совета, выговорился Журба и забуксовал.
– А я к вам привела нового работника, – обернулась тетя Нюра к двери, отыскивая в сизом тумане своего протеже. Он за это время, казалось, уменьшился в росте, еще больше похудел, глядел и вовсе затравленно. Ни дать ни взять – волчонок. – Поди-ка сюда поближе. Ну, давай…
Готовый провалиться сквозь землю, Максим сделал шаг вперед, выпутываясь из тумана.
– Вот он!
– Тю-ю-у! – присвистнув, подскочил на полу Картуз-набекрень. – Я еще вчера говорил: он из детсада. Вчера был один, сегодня явился с няней! – Приплясывая на карачках, снизу вверх поглядывал на лицо «работника». – А где твоя соска? Неужели обронил?
Тетя Нюра – в одну секунду в ней проснулась дикая кошка! – взлетела на ноги и молниеносно сдернула с кудлатой головы покусившегося на ее дитя картуз. Кое-кто не удивился бы, – появись у нее острые когти и завопи она пронзительным страшным голосом.
Обидчик плюхнулся на пол.
Возможно, это поубавило