– Само собой.
– Извините, уснуть я вам не дал.
– Ну что вы, и сейчас имеется три-четыре часа. – Зорин обвел взглядом горизонт. – Кажется, намечается ясный денек… Признаться, в последнее время лишился спокойного сна. Не гипертония ли подкрадывается? Мучаюсь бессонницей и черной завистью завидую Владиславу Кузьмичу?
– Какому это Кузьмичу?
– Да Ермолинскому, бывшему директору. Человек сам себе обеспечил безмятежный сон.
– Тогда времена были другие. Попробовал бы сейчас проделать такие фокусы – несдобровать бы.
– Весьма сомневаюсь. В чем, по сути, его обвинили бы, – что имел тайный запасник? Поставишь на чашу весов требуемое количество золота – ты хорош, не поставишь – плох. Победителей, известно, не судят. Коль есть план…
Кэремясов, не дав договорить:
– Утром жду в райкоме, – холодно обронил и вышел на пустынную улицу.
Зорин тоскливо смотрел вслед.
Сунув гудящую голову под подушку, Мэндэ Семенович приказал себе заснуть. Приказать-то приказал, да где там… Ощутил непонятную зависть. К кому? Не к этому ли?.. как его – Ермолинскому! В чем, собственно, его преступление? Он же все промытое золото до последнего грамма передавал в государственный сейф. Это что, заслуга или вина? Правда, золотую кладовую он держал втайне, скрывал от государства. И за это…
Не-ет, эдак можно свихнуться. В путаных мыслях Кэремясов то ли ругал себя, то ли смеялся над собой. Было ли это сном? Едва ли. Видимо, он еще не спал, когда подумал… «Подумал» – не то, пожалуй, слово, чтобы объяснить, что и как произошло. Он просто лежал, вроде бы ни о чем и не думая. А тут вдруг взяло да сверкнуло в мозгу. Даже не мысль, а одно-единственное слово: Джэнкир! Название его исконных родных мест. Почему именно в эту измучившую его бессонную ночь к нему пришло это полузабытое уже слово? В тоске по детству, как дорогое воспоминание?.. Нет, нет, только не это… Не надо увиливать, обманывать самого себя. Ты уже точно знаешь, почему вдруг всплыло в памяти название твоего родного гнезда. Знаешь, но не хочешь сознаться даже сам перед собой…
– Да нет… – словно пытаясь отстранить искушение и оправдываясь, бормотнул смущенно.
Светлынь плавала в комнате. Наконец Мэндэ Семенович, кажется, задремал. Сон его был тревожен.
Глава 4
Только его здесь и не хватало!
Кого? Где «здесь»? Максима Владимировича Белова – на знаменитой земле колымской.
Ждали: давно заготовлены речи и транспаранты, ораторы и ликующие толпы народа – только б скорее спускался с неба, как Бог из лайнера… «Ур-ра-а!..» И туш. «Да здравствует!..» Снова – туш. Пылает оркестр пожаром.
Он и спустился. Речей и народных шествий, хитрец, избежал, с носом оставил местных руководителей: прилетел инкогнито.
Он и явился.
– Чего надо? – Хмурый голос, не то мужской, не то женский, не разобрать, раздался в щели приоткрывшейся двери, в которую он деликатно стукнул минут пятьдесят назад и теперь еще раз, не более сильно.