– Скорый поезд номер шестьдесят девять «Адлер-Москва» отходит с пятого пути, – чудовище изобразило носом гудок тепловоза. – Еще успеешь! – развернув порношулера к себе спиной, резким могучим движением влепило в зад мощный пинок, выбросивший его через окно на площадь Ленина.
– Серийные маньяки-каннибалы среди нас, – встал навстречу дон Винценцо, норовя обнять, но заметив эрекцию, не рискнул.
Судорожно вдохнув, Миша резко сел на лавку, зашипел от боли в травмированном копчике, пугливо погрозил кулачком окну, откуда вылетел, и надписи «Старшая школа Касл-Рок» на билборде.
– Гранаты у него не той системы, – пояснил он.
Он вдруг почувствовал, как к горлу прилила тошнота, и сполз со скамейки. Кое-как поднялся на ноги. Задница болела так, будто вот-вот должна была расколоться надвое как гнилой орех.
– И главное, по какому праву? – он посмотрел на дона. – Я вас спрашиваю, по какому праву эти хамы так себя ведут? – рвало его долго и изнурительно.
– Из-за гранат? – осторожно предположил Винценцо и покосился на кучку пепла и непрожаренный бифштекс, оставшиеся от женщин, которых он так и не познал.
Сбоку раздался вскрик. Оба повернулись.
Футболист Эдуарду облокотился о стену и держался руками за голову. Его белая рубашка сливалась с кирпичами. Казалось, что его голова как будто возникла из воздуха; ширинка была расстёгнута, и из того места, которым так часто в сборной хвалился Эдуарду, сочилась кровь.
– Не уйдешь! – мужчина в черном плаще и с налобным фонариком рубанул сплеча. Ржавый топор поставил жирный крест на политической и пи… растической карьере. – Не забывайте, падлы, Сталинград! – мужчина исчез, мячепин рухнул, длинная полоса нечистой крови, словно граффити, украсила стену надписью: «Что-то жаждет крови! За твоей спиной на стене растёт тень! Оно почти рядом!»
Прочитав надпись в полный голос, дон усмехнулся.
– Что творится, – слабым голоском сказал Миша. – Буквально плюнуть некуда, чтобы не угодить в потеки. Что это значит? – разгорячившись, он снова запламенел лицом, будто зад гамадрила.
– Вы… неизлечимый импотент… – вытащил из-за голенища сапога раскладной нож, чтобы поиграться.
Наблюдая из подворотни эту сцену, натурализовавшаяся дворница – монголка, бывшая учительница бальных танцев Мари Бибигуль еле сдерживала смех. В такие минуты она, как никогда, понимала важность своего дела. Ей ничего не угрожало, она всегда предохранялась, а пепел и так ветром унесет. С тех пор, как один из высших чиновников осмотрел ее в кабинете, в котором она познала вкус резины, мужчин Мари люто ненавидела и предпочитала заменять их метлой и грабоидом. И ладно бы чиновник пользовался привычным латексом, но он оказался приверженцем «особого пути» и «традиционных ценностей» вкупе со «скрепами» и пользовался резиной из переработанных шипованных покрышек огромных грузовиков.
Теперь,