Старуха вертелась вокруг негра, издавая разные звуки: либо «чпок» – как будто что-то прилипло куда-то и от этого оторвалось, либо «шыр-р-р-р», будто бы листва деревьев шелестела.
– Я – Озерул, хранитель этих мест, оракул, проводник советов адептов и мудрец, – поправил очки экс-водитель. – Я являюсь в очень редких случаях, – поддернул теплые порты. – Теперь пошли, – скомандовал он.
– Пошел ты на …! – выполнила команду девушка.
Ньюфаундленд обиженно тявкнул и потянул хозяина в указанном направлении, иногда нежно касаясь лица Клима. Эти прикосновения вызывали в нем (ньюфаундленде, а не Климе) легкую грусть и упрятанные подальше воспоминания. Клим, воровато оглядевшись, сквозь чуть траченный молью свитер с натугой растер ноющую поясницу и с тоской посмотрел на памятник.
– Что, старый, смотришь в чащобу? Тянет, как волка? – певуче спросила Милдред. – Иди, куда велено, не оглядывайся тут!
Клим обреченно вздохнул, понурил плечи, – ну вот, зрение подводить стало, и скрылся за углом.
– Слышь, «снежок», – Милдред вытащила из чемодана белую тряпку. – Зацени, йо-йо, рэперский балахон. Таких во всем мире осталось парочка, да и то, где-то в Будапеште, и на Мальдивах – у Томати на хазе, всяческого ему за это сопутствия.
– Мне… червей накопать, – пролепетал, попятившись негр.
– Что ты за ниггер, если у тебя нет балахона? – достала зеленую бутыль с вонючей жижей желтоватого цвета. – Приколись, от самого дядюшки Тома пойло! Такой улет, как будто полет!
– Где твои крылья, которые нравились мне? – пропела Матрена. – Слышь-кось, девка, это мой буйвол, и я его доить буду. Всосала?
– Чем ты его доить будешь, старая? – презрительно усмехнулась Милдред и уставилась на соперницу наглыми синими глазами.
– У меня еще все зубы целы! Я еще и ублажить могу!
– БлАжить ты только можешь, Шапокляк засушенная, Яровая в цвету!
– Сука! – коротко ответила газетчица и подло, как и все газетчики, ударила девушку скейтом, завернутым в газету. – Вот что слово печатное делает! – подняла бутылку и добила Милдред ударом в голову, а затем выругалась, ну совершенно, непечатно. – Джим, ко мне! – скомандовала она.
– Да, massa, – негр покорно приблизился к повелительнице.
– Дай, Джим, на счастье лапу мне, пока фонарь горит в моем окне, – чиркнула спичкой. – Пока мой кофе не совсем готов, – бросила на тело, облитое жижей из разбившейся бутылки. – Пока соседи вызовут ментов, – жижа полыхнула синеватым пламенем, похожим по цвету на глаза горящей. – Дай, Джим… – подхватив