Детям мультипликаторов, которые ни на шаг не отходят от отца, стать архитекторами легко. Особенно в городе, который придумал отец. По ее первым эскизам в 1900 году (Анне было тогда семь) построили новый синематограф Yuniperus в виде комода с ящиками – специально для показов Францевых анимационных фильмов.
Еще ребенком Анна спроектировала бассейн в виде гнезда чомги, плававший в озере, подземные туннели с отверстиями, как у кротов, на разных улицах города, бар, в котором выход был устроен так, что, переступая порог зала, оказывался не на улице, как мог надеяться, а точно в таком же зале, четырехэтажный дом-шишку и огромную двухэтажную виллу-подсолнух.
2. Потому что Анна думала телом. Каждое движение она могла чувствовать не только целостно, но и как последовательность напряжений и расслаблений мышечных волокон, вращения в суставах, замираний и взрывов кровотока, проникновения и выжимания струй воздуха. Поэтому фразами ее мышления были пространственные конструкции. Так что любое здание она видела, минуя покрытия. И опять же, как пространство, в котором происходят перемещения других подвижных и полуподвижных конструкций – пальцев, хребтов, черепов, коленей, челюстей.
3. При всем том Франциск заметил, что в самом начале фантазия Анны не могла выйти за границы симметрии. Он выяснил для себя, что зачарованность чудом природной симметрии является первым детским шагом к осознанному воспроизведению красоты мирового порядка.
4. Анна воспитывалась весьма ограниченно.
Еще когда она звалась Стефанией, а Анной была только ее мать, Франц понял, что главное в воспитании детей – как можно больше быть с ними. Очевидно, он проникся этим чересчур буквально, потому что после смерти жены почти двадцать лет не было ни одной минуты, когда бы они с Анной были врозь. Всегда вместе. Или в одной комнате, или вместе выходили из дома, или делали что-то в саду, видя друг друга. Даже купаясь, Анна никогда не закрывала дверей баньки. Им было важно иметь возможность постоянно слышать, что говорит другой. Это стало единственным принципом Францисковой педагогики. Удивительно, но ей такая жизнь пришлась по вкусу. С тех пор как Анна начала по-настоящему заниматься архитектурой, то просто содрогалась от радости, когда они работали за разными столами большого кабинета, – она записывала эскизы и делала чертежи, а папа рисовал свои мультфильмы.
5. Всю жизнь Франциск говорил не столько для нее, сколько просто вслух. Все то, что слушала Анна, слышали и их собаки. Анна редко что-то спрашивала, зато приучилась постоянно рассказывать обо всех своих ощущениях, пытаясь находить точные словосочетания.
Часто она перебивала Франца: расскажи то же самое еще раз, но не так кратко.
Анна не умела читать и писать, зато каждый день пересматривала картинки в Ларуссе. Музыку она слышала только в исполнении курортной капеллы и еще гуцульских флояров[1], цимбалистов, гусляров, трембитарей[2]. Сама играла только на дрымбе