10. На столике возле ванны стояла старая пишущая машинка с незыблемой чугунной подставкой, и то, что не смели сказать друг другу, они писали на длинном листе лучшей бумаги, заправленной в «ремингтон». Плохо мне с людьми, о которых не знаешь, – писала Анна, – хорошо ли им теперь, хорошо ли им со мной, хорошо ли ему здесь. Плохо и тяжело с теми, кто не говорит, что им нравится, а что – нет. Франциск печатал что-то совсем другое: еще не делая никакого зла, плохие люди делают нам плохо – мы должны считаться с их существованием. Добрые люди перестают быть добрыми, когда начинают жалеть, что отдавать жалко, – зачем-то написала Анна. А Франц: смысл и наслаждение существуют только в деталях, надо знать эти детали, чтобы суметь их повторять.
Уже после смерти Франца Себастьян нашел эту машинку. Бумага все еще была в ней. Затем он часто представлял себе настоящие диалоги живых людей, выстроенные из подобных предложений.
11. Франц пытался отучить Анну от страха. Заводил ее на скалы с той стороны, куда можно было выйти через заросли горной сосны, сзади. А там брал на руки и держал над пропастью. Судьба не самое важное, – говорил Франциск. – Главное – ничего не бойся. Но что-то в его методе было ошибочным.
Он изучил ее тело лучше, чем она. Мог взять ее руку и прикасаться ею же к Анне так, как она сама никогда не делала и не сумела бы. Он поступал с ней так, что щекотались поджилки, сосуды, вены. Очень долго показывал ей ее же красоту. Благодаря всему этому Анна начала понимать, какая она красивая. Красивая не для кого-то, а для себя. И ей становилось еще страшнее от мысли, что все это может разрушиться, ударяясь о камни.
Я люблю свою жизнь, – просила она Франца. Это хорошо, настаивал он, потому что кроме этого нет ничего другого, не любить – значит, отречься от всего.
12. Все же она еще раз попробовала. Когда Франц заткнул ей уши. Поскольку вдруг заподозрил, что Анна боится не высоты, а звучания тишины, которое сопровождает высоту.
Подстрахованная всеми возможными способами, с заложенными ушами, беременная Анна лезла по каменной стене, стесняясь того, что не могла прислоняться животом.
Франциск решился ползти рядом. Он обрисовывал на скале все контуры прижатого живота. Вниз они так поспешно съезжали по канату, что обожгли себе ладони. Почему-то часто из-за таких незначительных ожогов невозможно заснуть. На следующее утро подвижные дагерротипы силуэтов перемещения зародыша по скале были уже готовы. Фильм вышел хорошим. Несмотря на то что короткий.
13. Франциск не считался со временем. Все его фильмы продолжались несколько минут. Он придумывал анимацию, которой еще не могло быть. Получал удовольствие от создания заполненных минут, которых могло бы не быть. Если бы не. Если бы не заметил чего-то,