– Товарищ… – голос за спиной скорее запыхался, чем угрожал. – Вы… я извиняюсь… не могли бы…
Илья медленно как в меду повернулся, готовый к решительному отпору. Какой-то общий залихватский подъем и взятый на вооружение лоск «научного сотрудника» в сумме сложились в увесистый ментальный кулак.
– Мда?.. – надменно вопросил он, поправляя пальцем очки.
Перед ним стоял толстый задыхающийся мужчина в блузе на два размера меньшей необходимого, совершенно лысый, утирающий лоб носовым платком. Его лицо выражало муку.
– Вас все ищут… – всхлипнул гонец с обидой, словно лично ему от этого было плохо.
Илья отвел лучников от бойниц: отвечать отповедью такому типу – все равно, что пинать одышливую болонку.
– Проводите! – приказал он с княжеским холодным апломбом, немало, по-видимому, удивив гонца (да и самого себя, если на то пошло).
Гонец, однако, не стал перечить и засеменил, оглядываясь, вперед, роняя на ходу пояснения:
– Срочное собрание… пх… пх… директор вне себя… пх… пх… какой-то новый проект… всех зовут… пх… пх… никого не найти на месте…
Полного гражданина терзала одышка и целая свора каких-то внутренних опасений. Он сипел, причитал и пыхал, а когда добежал до лестницы, то глянул на нее так тоскливо, что в Илье не выдержал гуманист:
– Дальше я сам, товарищ. Спасибо, – даровал он свободу оруженосцу и шагнул, не глядя, мимо него, устремившись вверх по ступеням.
Толстяк робко улыбнулся, приняв отставку.
«В сущности, симпатичный человек, – подумал Илья, – затравленный только какой-то30».
Он вошел во второй этаж, разумно положив, что широчайший из коридоров, тем более устланный зеленой с полосою дорожкой, ведет в сторону начальства.
Все это блуждание по музею и случайные диалоги казались каким-то квестом без ясной цели. Опять явилось новое чувство: за растерянностью на сцену вышел азарт; мысль о невозможности происходящего с гоготом скрылась за кулисами. Даже запах пыли и деревянных панелей, такой редкий в учреждениях двухтысячных, оставшийся разве в коридорах бывших советских посольств да в уездных библиотеках, уже казался ему родным.
Миновав несколько дверей, плакатов и фикус в кадке, он достиг цели. Приемная высшего божества, В. С. Вскотского, была обозначена, как должно, широкой медной табличкой, портретами вождей и героев, кубком в стеклянной горке и скоплением народа, не по своей воле туда прибывшего.
На ходу Илья бросил взгляд на доску почета – его черно-белая фотография висела в нижнем ряду. «Безумие!».
Сурового вида секретарь, слишком молодая и симпатичная, впрочем, для истинной суровости, безрезультатно пыталась унять гам в приемной. Посетители обступили ее стол, на повышенных тонах обсуждая