– По чем потолки у нас, товарищ Ужалов? – адресовал тот к френчу.
– От трех до семи сорока… плюс-минус! – рявкнул френч, раздувая ноздри. – Пятнадцать в обсерваторном.
– Плюс-минус… Вечно не знаете ничего! – возмутился «дирижабль», бывший ни кем иным как директором музея Василием Степановичем Вскотским, в эти минуты до нельзя раздраженным.
Жертва его, Тимур Багдадыч Ужалов, сверлил исполинскую стопу взглядом, не обращая внимания на патрона. Вся его фигура выражала досаду – досаду человека, которому придется, хочешь не хочешь, взвалить на себя заботы целого мира, населенного бездумными фантазерами.
– Проведем совещание, всесторонне обсудим, – пробасил Вскотский, стараясь не смотреть на пришельцев, приволокших с собою ногу (слава КПСС, что не целиком).
Какой-то веснушчатый с кривым носом потер деловито картонный палец, поглядел на него, как на родного дитя, и покачал головой:
– Обращаю внимание… хм… коллеги… в разнарядке просветкомиссии… хм… размеры изваяния не указаны. Помещение не планировалось. Куда же мы его теперь, а?
– Решение, товарищи, утверждено, – голосом с гнильцой возвестил вертлявый, отстраняя бунтовщика от казенного пальца. – Вы как хотите, а в сроки рабочего-коммуниста вам поставим, готовьте территорию. Обращаю ваше внимание, что материал будет особый, экспериментальный, мочить нельзя – раскорячит! Ставить надо под крышей. Ответственность музея, Василь Степаныч, вам лично докладывать председателю, – сухо подытожил наглец, выдавая в себе сволочь тренированную, знающую что и где говорить.
– Но размеры?! – взревел директор. – Вы отвечаете за размеры?!
– Я ж сказал, размеры утверждены, – подлец подпустил в голос нотку усталости. – Что вы, Василь Степаныч, на меня напустились? Не в нас с вами дело. Понимаете: собственной рукою, с превышением от первоначального проекта, – тут, подавшись к уху директора, мерзавец уточнил, чьей именно рукой добавлено росту треклятому истукану, олицетворявшему победу трудового элемента над капиталистической гидрой.
На это не менее опытный Вскотский, выдвинув вперед челюсть, весомо кивнул, а затем повелительно устроил лапу на загривке Ужалова, чтобы предупредить возражения. Тот лягнулся, пытаясь освободиться, но лапа, по должности обязанная быть сильной, удавом охватила его, норовя подобраться к шее. Завхоз сдался. Лицо его сделалось свекольным.
– Так, значит. Фигуру, как предписано, ставим в сроки. По месту, Тимур Багдадыч, лично мне доложите. Обеспечьте в пределах фондов по статье «Развитие экспозиции». Где главбух? Передайте ему, чтобы не как всегда… Вам спасибо, товарищи! Все на этом, – попрощался он с сопровождавшими стопу лицами, пожал отдельно ладонь усатому и удалился в недра музея, отметая возможный спор.
Возраженья Ужалова остались при нем как лишай в подмышке. Завхоз проводил директора грустным взглядом (так могла бы Серая Шейка