Вся объята огнём. Все к пожару бегут.
– Надо людям помочь! – и кузнец Тихомир
Поспешил на пожар, а монахи – за ним.
Возле дома, что пламенем страшным объят,
Суетится народ: носят воду и льют,
Разбирают дворы, чтоб пожар не пошёл
На соседей; кричат. А пожар всё сильней.
Перед домом в разодранном плате кричит,
Убивается женщина, рвётся в избу.
– Дочка там у меня! Отпустите, прошу…
Её держат едва трое дюжих мужчин:
– Да куда ж ты! Смотри! Всюду пламя! Сгоришь!.. –
Но она, как безумная, рвётся в огонь
И твердит лишь одно:
– Дочка там у меня… –
Подбежал тут кузнец, и монахи за ним.
Вдруг Макарий, услышав, что в доме дитё,
К дому ринулся. Только к крыльцу подбежал,
Как к нему из проёма дверного во двор
Сполох пламени вырвался, обнял крыльцо.
Люди в улице ахнули.
– Стой! Не ходи! –
Слышит крики Макарий. – Сгоришь ни за что! –
На мгновенье Макарий застыл и, едва
Уклонившись от сполоха, крестным себя
Осенил он знамением; снова хотел
В пламя броситься, чтобы ребёнка спасти.
Тут услышал он сбоку:
– Холстину накинь,
И тогда не сгоришь! – Обернулся монах:
Рядом женщина в белой одежде стоит
И холстину ему подаёт. Он скорей
С головою укрылся холстиной и – в дом!
Всё пылало вокруг. Веселился огонь,
Аж гудел от восторга да пир свой творил,
Всё, что было вокруг, в спешке он пожирал.
Наклонился пониже монах да пополз
По углам через жар, через дымный угар,
Да сквозь кашель и слёзы всё звал:
– Есть тут кто? –
Но ответа не слышал. И вдруг под скамьёй
В самом дальнем углу видит: свёрток лежит
В одеяле завёрнут, а с боку его
Поедает уж пламя. Макарий – к нему.
Пламя сбил, посмотрел: в одеяле лежит
Полумёртвый ребёнок, не дышит уже.
Взял Макарий ребёнка скорей, да – назад.
А как девочку вынес, все люди – к нему.
Мать в безумии бросилась к дочке своей,
Бабы ей помогли, откачали дитя.
– Ну, Макарий, ты видно в рубашке рождён! –
Говорили Варнава и Тихон ему. –
Ты же в самый огонь просто так залетел!
Да и вышел, волос даже не опалил…
– Братцы, кабы ни женщина в белом… она
Подала мне холстину, чтоб жар-то меня
Не достал. А не то бы я, точно, сгорел…
Ух, и жар же там был!.. Да и нечем дышать…
– Да какая холстина? Ты так залетел!..
– Что за женщина? Не было там никого.
– Как же не было? Кто же холстину мне дал?
– Ну и где же она?.. Где холстина твоя?..
Да и женщин, смотри: в белом нет никого… –
И Макарий лишь тут огляделся: на нём
Та же ряса, какая и раньше была.
А притом, даже волосы целы его.
Он застыл, поражённый,