После них приходит молодой кобель овчарки с порезанной лапой, замотанной двумя вафельными, когда-то белыми полотенцами: несмотря на перевязку, на полу остаются сочные кровавые следы.
Сонная, с лохматой головой, наклоняюсь к кобелю и дружелюбно говорю:
– Привет.
Он прыгает, разинув рот, словно касатка, и на меня стремительно летят сверкающие белые зубы, каждый величиной с палец, – еле успеваю отскочить. Всю мою сонливость снимает как рукой! Вместо чашечки кофе – доза адреналина? Легко!
«Хорошо, что хозяйка его за ошейник держала, а то бы щас…» – коммент внутри моей головы звучит язвительно.
Вот ты мне ваще не помогаешь! Хоть бы предупредил!
«Я тоже спал», – оправдываясь, говорит он.
Выясняется, что во время утренней прогулки, кобель напоролся на бутылочные осколки и знатно рассёк себе крупный кровеносный сосуд. Делаю ему смирительный укол, заваливаем на стол. Наркоз. Обезболиваю местно. Промываем. Сонная, слегка опухшая от бессонницы Вероника, спустившаяся сверху, ассистирует, пережимая кровеносный сосуд пальцами с обеих сторон от разреза: молчит, жмёт изо всех сил побелевшими от напряжения пальцами, при этом мечтательно улыбаясь… Вероника – это, конечно, лучезарное нечто! Обкладываю рану стерильным операционным полем.
Шить приходится быстро, так как собака большая, и наркоза «ест» много. Стягиваю кожу, чередуя швы, – одни, чтобы кожа легла ровно; другие – чтобы не прорезалась. Из-под потревоженного сгустка щедро сочится кровь. Главное, что сухожилия целые. Накладываем давящую повязку. Снимаем катетер. Свободен.
…Обычно, когда смена заканчивается, я долго не могу собраться, но сегодня адреналинчик изрядно меня взбодрил. Был большой шанс самой заиметь и швы, и брутальные шрамы, причём на лице.
* * *
Котёнок пропал, и мысленно я его похоронила: всё, что могли, мы сделали. В какой-то тощей надежде листала журнал, желая увидеть, что они приходили, но – нет. Всю неделю – никаких новостей.
Я уже хотела перестать думать про него, как ко мне подошла наша Аля и попросила выйти в холл:
– Там с тобой хотят поговорить, – и это может означать что угодно.
Выхожу. Женщина протягивает назначение… мой почерк… поднимаю глаза и вижу на её руках бойкого, прыткого котёнка, в ассиметричных глазах которого играет здоровое любопытство. С великим трудом узнаю в нём ночного смертника.
– Он что… – задаю вопрос на полнейшем автопилоте: – Жи… вой?
– Да-да, живой, – женщина даже не обижается на столь некорректный вопрос. – Мы дома делали капельницы, по вашему рецепту! Я приходила без него, только за препаратами, и дома их делала!
Продолжаю смотреть на котёнка, как на привидение. Делать капельницы дома, без корректировки, было очень рискованно: одни судороги чего стоили. Однако, факт на лицо: он жив! И вполне себе бодр.
– Я пришла спросить: можно ли уже снять катетер? – спрашивает женщина.
Задумчиво