В конце концов, наговорившись вволю, он размыкал объятия и только тогда Серега мог идти в свои закрома. Пока он возился на балконе, Михельсон нетерпеливо наблюдал за ним через стекло и отчаянно жестикулировал, показывая, что вспомнил еще что-то интересное и ему совершенно необходимо поделиться этим с другом. Так могло продолжаться час и два. Как-то влиять не этот процесс тщедушному Сереге было нереально, поэтому он просто терпеливо ждал, когда безумного соседа это все утомит, и он отпустит его домой.
А иногда Михельсон ждал друга с бутылкой. Против выпивки Серега никогда ничего не имел, но здесь был особый случай. Сразу после приветствий его усаживали за стол. Стакан в квартире был один, и Михельсон жертвовал его гостю, в то время как сам пил из горлышка, занюхивая ароматными волосами давно не мытой руки и после первого же жадного глотка начинал, свою поучительную историю о несчастной любви. Как он после смерти своей Софочки, безутешно горевал и чуть не наложил на себя руки, и как его одинокого владельца трехкомнатной квартиры в центре внезапно полюбила хорошая женщина Нина, намного моложе его, с тремя чудесными деточками. Как он возродился к новой жизни, тоже всей душой полюбил прелестницу и даже усыновил ее милых ребятишек. И как недолго длилось его счастье, и как был развод и суд, и как он лишился своей роскошной квартиры и мягкой мебели. Во время рассказа Михельсон, бывший дирижер местной филармонии, не выпускал бутылку из своей огромной волосатой ладони и, брызгая водкой во все стороны, размахивал ею, помогая повествованию. Потом были неизбежные горькие рыдания на Серегиной груди и сцена взывания с пресловутого балкона к пропавшей где-то на просторах страны коварной Нине. Во время всего этого праздника, огромный Михельсон таскал Серегу по квартире, как кутенка, по-братски обнимая волосатой рукой и прижимая к потной подмышке. Это было жутко неприятно, особенно летом. Одним словом, за все надо платить, и походы за продуктами были сопряжены для него с серьезными неприятностями и опасностями.
Но на этот раз Михельсон был какой-то не такой как всегда. Закрыв за Серегой дверь, он лишь рассеянно приобнял его одной рукой и убежал в кухню. Раньше приветствие друга составляло целую церемонию с крепкими мужскими объятиями и горячими лобызаниями, а сейчас даже полушубок не помог Сереге снять. Озадаченный он прошел в комнату. Надо сказать, что Серега уже, наверно, с месяц не заходил к соседу, с того дня как закончились запасы на их общем балконе, и то, что он увидел, слегка шокировало его. Посередине комнаты вместо их импровизированной обеденной зоны из швейной машинки «Зингер» с креслами из покрышек стоял новый стол с четырьмя стульями. На окне висели шторы. На кушетке было постелено белье и появилось одеяло с подушкой.