Пускай их потрясут твои утраты!
Рассказывай, душа моя, пляши, —
Ни братьев, ни сестер – совсем одна ты.
* * *
Отдай им все. Нам незачем копить.
Исхода нет. Отдайся им на милость.
За дерзкую мечту свободной быть!
Ты до конца еще не расплатилась!
Привыкла с малых лет недоедать,
Долги росли и гнали на работу,
А ты хотела мыслить и мечтать,
И быть отважной, – так плати по счету.
Разграблены и золото, и медь,
За колыбелью – братская могила,
Горит костер – и ты должна сгореть
За то, что и людей, и мир любила.
Сумей же стыд от тела отделить
И тело от костей – судьба свершилась!
За дерзкую мечту свободной быть
Ты до конца еще не расплатилась!95
Тогда же, запомнил Лёнечка, папа извлек из книжного шкафа одолженную у кого-то из знакомых книжку Ицика Фефера – книжка эта все еще была под запретом – и читали: дедушка на идише, а папа на русском, стихотворение «Я – еврей»:
Вино, выдерживавшееся многими поколениями
меня укрепило в моих странствиях.
Злой меч мук и скорби
не в состоянии уничтожить моего достояния —
моего народа, моей веры и моего цветения.
Но он ковал мою судьбу.
Под мечом я кричал:
я – еврей!
…
Сорок лет древней жизни,
которые я претворял в песке пустыни,
придали мне первозданного мужества.
Клич Бар-Кохбы меня зажигал
на каждом витке моих страданий,
и бережнее золота я хранил
упрямство моего деда:
я – еврей!
Наполненная умом морщина рабби Акивы,
мудрость слов Йешаягу
возбудили мою жажду – мою любовь
и сдобрили ее ненавистью.
Порыв героев-Маккавеев
в бунтарской крови моей кипит,
изо всех костров я возглашал:
я – еврей!
Чудотворный ум нашего царя Соломона
в странствиях меня не покидал,
и кривая улыбка Генриха Гейне
стоила мне порядочно крови.
Я слушаю звуки Йегуды Галеви
веками – и не устаю.
Я часто увядал, но не умирал:
я – еврей!
Шум базаров амстердамских
моему Спинозе не помешал
в одиночку раздвинуть тесные ремни.
Солнце Маркса, взошедшее над землей,
освежило новой красотой
мою древнюю кровь, мой дух
и мой негасимый огонь:
я – еврей!
В моих глазах наличествуют
сияние, тишь и натиск
заката Исаака Левитана,
благословенной походки Менделе Мойхер-Сфорима,
остроты русских штыков,
солнечного блеска ржи в пору жатвы.
Я – сын Советов,
я – еврей!
Эхо