Ночь была тихой. Тишина была настолько плотной, что было бы кощунством разрывать ее сладкий, нежный и таинственный покров, сулящий новую еще чистую жизненную энергию.
Казалось, он спал, обузданный этой тишиной. Где-то в глубине комнаты мигал огонек мобильного телефона. Именно он был потворщиком аккумулированной в нем силы, заставлявшей вслушиваться в тишину, чтобы при необходимости принять нужное хозяину сообщение или голос человека, вдруг желавшего поговорить. Постоянно неся свою службу и чувствуя одобрение хозяина, когда являлся единственным, кто мог освежить его память приятным текстом или открыткой, – он жил своей жизнью полной преданности и учтивости к человеку.
Как и всегда, в такие ночи человек анализировал прошедший день. Он помнил каждую деталь и сопоставлял ее с другими, связывая их в особенный узор своей мирской жизни.
Он опять думал о человеке… Сердце в эти часы было охвачено болью, сжималось от волнения, и сознание, казалось, теряло всякую ясность. Он тяжело болел этими отношениями, так как сам их разрушил в одночасье, стараясь снова пережить предательство и сомнения, которые его одолевали на протяжении стольких лет поисков. Однако именно эти отношения впервые позволили ему усомниться в собственной правоте. Прошло полгода, а боль не покидала его, и прошло бы еще столько же, и больше – до конца жизни, отравляемой гордостью (одним из самых тяжких пороков, по его мнению), если бы не странный, резкий и навсегда разрушивший плотную тишину ночи и мысли звук. Он странно разлетелся в сознании и прервал череду мыслей и разбудил слух.
– Что это?
Звук повторился, эхом разлетевшись по пустому дому.
ГЛАВА 2
Звук, обрушивший лавину, не произвел бы такого эффекта на этого человека, чем звук раздавшегося дверного звонка. Мысли пронеслись в его голове. Он повторил с твердостью:
– Я прощаю его, – так сказал он, натягивая светлую льняную рубаху и такие же широкие брюки, поправляя изящными от природы его предков руками легкие послушные густые русые волосы и массивную серебряную цепь с кулоном.
Он включил свет в прихожей, вздохнул и без вопросов повернул замок.
Сердце замерло. Его серые, глубокие с голубым отливом глаза, несколько секунд назад сверкавшие льдом, на миг начали излучать нежность и тепло, доброту и преданность, благодарность и покорность встретившим их черным как смоль глазам.
Воля вернулась к нему, он улыбнулся и ничего уже не выражающим взглядом пригласил пришедшего в дом, отступив назад. Серж вошел. Видно было, что он шел пешком. Обувь была в снегу. Теплая куртка была повязана широким шерстяным шарфом, вязаная черная шапочка скрывала кудрявые черные волосы, окаймляя румяное от морозца, худое и несколько вытянутое лицо.
– Ты один, Серж? Что-то случилось с Катриной? – холодно спросил хозяин дома.
Серж, улыбнулся.
– Она в порядке, – и улыбнувшись еще раз для пущей убедительности, добавил, – ставь