Марина Цветаева: «Дух – мой вожатый». Елена Лаврова

о художнике может только тот, кто понимает законы творчества, или собратья по ремеслу, кому законы творчества заведомо известны. Следовательно, возникает вопрос об ответственности художника. Перед кем он должен давать отчёт? Какие именно дела закон оставляет на произвол его совести? Ж. Маритен отвечает на этот вопрос так: самая первая ответственность художника есть ответственность перед своим творением. М. Цветаева отвечает, что первая ответственность художника это ответственность перед Богом. На первый взгляд, ответы разные. Но на самом деле, ответы похожи. Ответ перед своим творением это и есть ответ перед Богом, давшим тебе талант. Художник есть существо ведающее, что творит, а всё ведающее заведомо повинно. Художнику-человеку дана совесть (знание). Cледовательно, во всём, что он делает, нарушая заповеди, он виновен перед Богом, но не перед людьми, утверждает М. Цветаева. Она склонна оправдывать недобродетельные поступки художника, говоря, что скандальность личной жизни поэтов есть очищение той жизни, чтобы там было чисто. М. Цветаева утверждала, что в жизни может быть сорно, но в тетради должно быть чисто. В жизни всё может быть дозволено, но в стихах – ничего предосудительно быть не должно. Вот это всё в личной жизни поэта есть отброс, сор жизни. Об этом же говорила и А. Ахматова: «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда, / Как жёлтый одуванчик у забора, / Как лопухи и лебеда». («Мне ни к чему…»)

      Поэт в стихах очищает и преображает хаос жизни. Сам он погружён, и не может не быть погружён, в этот хаос. Но из этого хаоса он делает космос поэзии, в котором сору, отбросам не место. Вот основная мысль М. Цветаевой. Более того, М. Цветаева утверждает, что: «Всё поэту во благо во, даже однообразие (монастырь), всё кроме перегруженности бытом» [258, 395]. И в этом – всё – не только приятное и добродетельное, но и прямо противоположное им. М. Цветаева говорит из собственного опыта. Она знает хаос, из которого она черпает: «Моё непревозмогаемое отвращение к некоторым своим стихам – прекрасным, знаю, но из мутных источников». Утверждая право художников на любой опыт, М. Цветаева, впрочем, довольно-таки взыскательно относится к собственной личной жизни. В письме к А. Черновой, она говорит: «В жизни, <…> ничего нельзя – nichts – rien. Из этого – искусство, жизнь, моя как я её хочу, не беззаконная, но подчинённая высшим законам, жизнь на земле, как её мыслят верующие – на небе. Других путей – нет». Если бы мы выбирали из всех произведений искусства только те, что написаны безукоризненно добродетельными художниками, а остальные отбрасывали бы, что бы у нас тогда осталось из поэзии, прозы, музыки, живописи, скульптуры, архитектуры?! – Нам пришлось бы отказаться от Аристофана и Петрония, У. Шекспира и М. Сервантеса, Д. Боккаччо и Ф. Рабле, А. Пушкина и О. Уайльда, М. Кузмина и М. Цветаевой. Это только в литературе. А в остальном?! В том то и дело, что искусство и литература