Признаться, Качу я выбрал не случайно. Дело в том, что в Волгограде жили мои родители, и я надеялся совместить полезное с приятным.
С билетами на самолёт проблем не было. Начальник центрального аэропорта Владимир Михайлович Басов, как только я к нему заявился, позвонил в кассу, усадил за стол и угостил кофе. Не могу сказать, по каким причинам, но генерал в отставке питал особое благорасположение к журналу. Если предполагался вылет по тревоге, шли к нему. В крайнем случае, устроит в кабине пилотов на приставное место.
Всякий раз, прибывая в аэропорт Волгограда, я с волнением вспоминал о далёком сорок втором году, когда моя бедная мать с четырьмя детьми на руках пыталась уйти от немца за Волгу. И хотя был я тогда от горшка – два вершка, детская цепкая память навсегда зафиксировала эту пристань с единственным уцелевшим зданием, забитым, как муравейник, мертвецки спавшими людскими телами.
Теперь Гумрак не узнать. По большому счёту, он стал современным городом – спутником бывшего Сталинграда.
Через полтора часа лихой таксист доставил меня до Спартановки. Не дожидаясь лифта, я взлетел на пятый этаж и нажал кнопку звонка.
– Кто там? – услышал я голос матери и, озоруя, пропел басом:
– Ты, Настасья, ты, Настасья отворяй – ка ворота…
Щёлкнул замок, дверь распахнулась, и я переступил порог родного дома.
– Господи, твоя воля! – всплеснула руками мать и повисла на шее. Она заметно располнела и уменьшилась в росте. Я обнял её за талию и приподнял в воздух. Мать жалобно ойкнула:
– Да ты что же делаешь, бугай! Поставь меня обратно. Все косточки переломал.
На шум из гостиной показался отец:
– Вот уж не ждали, так не ждали, – довольный, произнёс он. – То – то у меня нынче нос чесался.
Отец постарел, волос на голове поубавилось, зато рельефно обозначился живот.
– Нас гребут, а мы толстеем? – пошутил я, целуя старика. – Рюкзачок – то надо за спиной носить: спереди неудобно.
– Представляешь, сын, за полгода вырос. Пока грузчиком работал – не было. А уволили – нате вам.
– И за что же попёрли, – с интересом взглянул я на отца, зная о его патологически честном выполнении трудового долга.
– Да засёк, как продавщица Кланька разбавляла сметану кефиром. Мне бы промолчать, а я высказал своё по этому поводу мнение. Может, и промолчал бы. Но она, стерва, за то, чтобы не видел, предложила бидончик сметаны. Вроде бы взятку совала.
Отца я знал, как облупленного. При всех своих отрицательных качествах – мухлевать, объегоривать или просто водить за нос кого – либо он не хотел и не умел. Справедливый до неприличия, старый мартеновец всегда рубил правду