– Баба, я цыганское отродье? – тихо спросила девочка и подняла на бабушку черные омуты своих больших глаз.
Руки разжались, и кружка, выпав из рук Полины Яковлевны, разлетелась на мелкие осколки. Она почувствовала, как жар поднимается к голове, будто вся кровь побежала в этом направлении, и от этого холодеют ноги, а в желудке образуется ледяная пустота. «Вот и все. Началось» – пронеслось в голове. Она пару раз глубоко вздохнула, чтобы унять стучащую в висках кровь.
– Ты никакое не отродье! Ни цыганское, никакое! – твердо заявила женщина, глядя прямо в глаза Ромале. – Ты прекрасный и замечательный ребенок. Да и на какие такие национальности распределение вдруг? Мы живем в самой лучшей стране мира – в Советском Союзе! У нас пятнадцать республик. Национальностей, а уж тем более народностей – пруд пруди. Больше сотни! Кто тебе сказал, а? Ну, быстро говори! – негодовала бабушка.
– Не скажу! – ответила девочка и побежала в свою комнату.
Полина Яковлевна проводила ее глазами.
– А ведь не скажет, – тихо проговорила она. – Характером в мать пошла. Это хорошо.
Но разговор с внучкой долго не шел из головы. Кто мог такое наговорить ребенку? Да хоть кто! В глаза главному бухгалтеру сельской администрации, конечно, никто ничего не говорил. Но свадьбу Светы с Яшей не забыли, и пожары не простили. Только дочь давно в могиле, цыган в разъездах, вот и вымещают все на ребенке, к тому же она еще и безответная. Еще не научилась платить злом за зло. Но сдачи дает, а это хорошо… Треснула К… Кого из детей зовут на «К»? Да и ребенок тот ведь не виноват по сути. Всяко, с родительских слов сказал. Так это же Катька Матушкина, дочка Матвея, главного конюха! Теперь все ясно. Только этот конфликт между детьми – лишь первая ласточка. Дальше будет хуже…
***
– Полина, Полина! – кричали с улицы, барабаня в окно. Лайма заходилась в лае.
Полина Яковлевна, нашарив в потемках тапочки, бросилась к окну, натягивая халат.
– Да кто там? – спросила она, распахнув створки.
За окном сплошной стеной стоял дождь. А под ним дрожала на ветру Ольга, кассирша из конторы.
– Ольга, ты, что это в такую погоду шастаешь? Ночь уж на дворе! – впуская гостью в дом, ворчала бухгалтер.
Та скинула промокший насквозь плащ в сенцах, под которым у нее сидел лопоухий щенок и опустила того на пол. Он поднял на людей свою лохматую морду и недовольно тявкнул. Ольга же поглядела на хозяйку дома, и женщина по глазам поняла, что стряслась беда. Вновь тоже страшное ощущение неизбежной напасти.
– Что случилось-то? – тихо спросила она.
Гостья опустила глаза и стянула с головы платок.
– Ты вот что, Полина, девчонку свою сегодня не выпускай никуда, – проговорила она.
Бабушка опустилась на лавку. Помолчала, унимая захлестнувшееся сердце, а потом, хлопнув по столу крепкой ладонью, приказала:
– А ну, не юли! Да сказывай толком, что за беда такая?
Ольга села напротив и стала рассказывать, чем дольше она