Сказание о забытом князе. Не терпя обидим быти. Том III. Тимофей Рахманин

приехал, понял: отроки… Родомир… Так в душу когда-то запали глаза этого мальчонки, что Довмонту казалось, что нет во всём свете теперь человека ближе него… Вспоминая детство своё, матушку и отца, Довмонт вдруг почувствовал, как он нужен этому мальчонке. Сирота… Хоть и был князь уже не юнцом, а взрослым мужем, казалось, что он только теперь уразумел истинное значение этого слова – сирота… Он не знал, как объяснить это, но чувствовал всем нутром родственность душ с этим мальчонкой и то, что он нужен Родомиру не меньше, чем Родомир ему… И с каждым днём, проведённым вместе, Довмонт укреплялся верой в правильности своего поступка. Никогда и подумать он не мог, что с дитём может быть так интересно, весело, спокойно… Потому как говорил он всегда правду, искренне и наивно. Как он сам в детстве. Не умел по-другому. Не притворялся Родомир пред князем, не надо было притворяться и князю пред ним. Всё по правде, всё по чести. С ним можно было вести себя, как есть. Хочешь смеяться – смейся. Хочешь плакать – плачь, не спросит зачем, не упрекнёт.

      Оттаял князь потихоньку. Об одном жалел, что не знала матушка этого мальчонку. Ведь многому научить могла, и не было бы ему в жизни так одиноко… И ей… Ведь в заботах княжеских он так мало с матушкой видеться стал… Боялся Довмонт, вину чувствовал, что обиду она за то на сына держала, да так уж вышло…

      Возился он с Родомиром с утра до вечера позднего. Светел он был ликом, чист душою… Дитё… Учил он Родомира с братьями, как петли на зверя ставить, как от медведя уходить, если что, как птицу правильно ловить. А ещё, как его самого в детстве научили: как к лисе-хитреце рыжей подкрасться незамеченным…

      – А вон там вон, гляди, белка, – говорил князь Родомиру с братьями, показывая на ель, – вишь, вон?

      – Угу, – отвечал тот.

      – А знаешь, как поймать её?

      – Как?

      – Стрелой нельзя, шкурку попортишь. Надобно ещё с рассвету прийти, а до того орешков разно-всяких принесть да посыпать под деревом… Али сухарей… Затем ставишь петелечку тонюсенькую из конского волоса у ей на тропке и ишо одну пред едой, затем…

      – Дык то долго, – перебил его Родомир, – быстрей можно.

      – Как это? – удивился Довмонт.

      – А вот как, – отвечал мальчонка и, вытащив из сумы хлебные крошки да положив на ладонь, защебетал словно бельчонок. Через какое-то время, осторожно оглядываясь по сторонам, по стволу спустилось целое семейство белок и, по очереди прыгая на ладонь мальца, схватывали крошку и спрыгивали снова на ствол.

      – Эт чево за ворожбу ты им сделал? Иль слово какое по их сказал? – шёпотом, с недоумённым видом спросил князь. – Сколь живу, а такую ловлю впервой вижу.

      – Угу… Я по-ихнему разумею… – также шёпотом отвечал Радомир серьёзным голосом, но, взглянув сначала на братьев, затем на вытянутое, удивлённое лицо князя, не сдержался и, упав на спину громко засмеялся, да так, что ногами задрыгал: – Ой, не могу! Ой, мамочки, не мо-гу-у! Да они у нас уж год, как прикормлены! Нас… Нас Добромир так же об-ма-ну-у– ул!

      И все четверо мальчишек залились на весь лес