Ногай слегка пришпорил коня и через мгновение нагнал лошадь хана, оказавшись рядом с Берке, но все же чуть позади него, как велят придворные традиции.
Он решился продолжить важный разговор, начатый несколько минут назад.
– Великий, прежняя ставка убиралась за четыре часа, и мы могли в любую минуту подняться и уйти от врага. Новая столица сделает нас неповоротливыми.
– Тебе не понять, – усмехнулся хан Берке. – Ты молодой: крепкие зубы, гибкие колени.
«И это всё, что хан может мне возразить?» – подумал Ногай. Он почувствовал, как у него начинает быстрее стучать сердце. Но хан вдруг добавил:
– Ты еще не чуешь ее, Ногай…
– Кого, великий хан? – переспросил военачальник, не веря своим ушам.
Берке не удостоил его ответом, давая понять, что сказанного достаточно. Но чуть позже снисходительно добавил:
– Я хочу, чтобы и через сто, и через триста лет люди смотрели на Сарай-Берке и думали обо мне.
Внезапно передние всадники подняли правую руку – знак остановиться. Теперь Ногай выдвинулся чуть вперед лошади хана, защищая Берке от возможной стрелы неприятеля.
Все остальные звуки, казалось, смолкли. В напряженной тишине послышался ритмичный шум, нарастающий с каждой секундой. Когда всем стало понятно, что это стук копыт, полукольцо перед ханом сомкнулось плотнее.
Всадники быстро вскинули луки, доставая стрелы из колчанов. Ногай сжал рукоятку меча. Он ожидал увидеть кого угодно – гонца, заблудившийся караван, коня, отбившегося от табуна, но только не стройную девушку на белой кобылице, появившуюся из-за холма.
Похоже, эта встреча была неожиданностью и для девушки. Она резко осадила лошадь и с испугом вгляделась в отряд хана Берке. Ей понадобилась секунда, чтобы резко развернуться и изо всех сил помчаться прочь.
Хан не отрывал от нее взгляда с самого ее появления и до того момента, когда черная кисточка на шапке наездницы скрылась за холмом.
Только тогда он кивком головы, не произнося ни единого слова, велел Ногаю догнать беглянку и доставить к нему. Ногай все и так понял, ведь придворные ближайшего круга – это своего рода стая, у которой есть свой язык взглядов и жестов, понятных без слов.
Ногай поскакал выполнять приказ. Он успел заметить у Берке радостное удивление, что сделало лицо великого хана, обычно похожее на застывшую маску, живым и даже по-своему красивым. Но Ногай тут же внутренне одернул себя – такие мысли не для ханского военачальника. Он пришпорил коня и, не оглядываясь, быстро пересек вершину холма.
Берке какое-то время смотрел ему вслед, потом молча тронул поводья своей лошади и направился в сторону ставки. Его свита последовала за ним в подчеркнутом, но небольшом отдалении, всегда готовая выдвинуться вперед и защитить от опасности.
Хан въехал в ставку, оперся на руку прислужника, чтобы спешиться, и отдал уздечку другому слуге. Проследовав мимо десятков людей, которые низким поклоном приветствовали вернувшегося хана, Берке уже хотел было зайти в недавно отстроенный каменный ханский дворец, когда на горизонте в облаке пыли появился силуэт Ногая. Хан остановился и повернулся спиной к двери, выжидательно смотря на него. Ногай спрыгнул с коня и, быстро поклонившись, как этого требовали приличия, выпрямился. Глядя прямо в глаза хану, он тихо произнес:
– Девушке удалось уйти.
Берке смотрел на него жестким и немигающим взглядом.
– Найди ее и приведи ко мне.
– Будет сделано, великий хан, – Ногай так же быстро склонился в поклоне, чуть попятился и бросился прочь.
«Ты молодой: крепкие зубы, гибкие колени, – вспомнил он недавние слова хана и добавил про себя с той же интонацией: – Вот ты, молодой, молодую и приведи, но не себе, а мне».
К хану уже спешили из внутренних покоев придворные. Впереди всех оказался персидский художник Бахтияр-ага, долгое время ожидавший появления Берке. Это был человек с бородой, заплетенной в косичку, с колыхающимися серьгами в ушах и тщательно умащенными и зализанными назад волосами. Увидев хана, он обрадовался и едва не разорвал свой затейливо расшитый кафтан, растягивая его ворот:
– Наконец, я могу лицезреть вас, о, неуловимый великий хан! – И художник сразу же склонился в поклоне.
– Я думал, ты уже в Сарай-Берке, Бахтияр-ага, трудишься над орнаментом Белой мечети, не покладая рук, – устало сказал хан.
Бахтияр-ага понял, что это скрытый вопрос, и, воздев руки к небу, проговорил:
– Видит Аллах, великий хан, я хотел бы там быть. Но мне нужны помощники, один я и за тридцать лун не закончу работу.
– Разве тебе не выделили помощников? – поморщился Берке. Суета мелких дел его утомляла.