Катя подхватила лёгкие вожжи, и Гаруда снялся со своего незримого причала в воздухе. Поднялся ветер, птица развернулась и, ударив крыльями по тьме, прорезала её, в полмига унеся всадницу. Сомкнулась завеса мрака за улетавшей, и золотые шары мерцалок заколебались, будто их задувало порывом грозы где-нибудь в крохотном городке весной.
Север как спрыгнул со спины Гаруды, так и стоял на сгустившейся и затвердевшей под его ступнями пустоте. Он смотрел, как гаснут огни рампы, и сердце его переворачивалось от желания вызвать на сцену любимую актрису.
Ах, неистов был порыв ветра, вызванный виражом царя птиц, у которого, поверьте, есть своя собственная история, недоступная мне за недостатком времени. Сама природа тьмы в этом районе изменилась.
Свернувшаяся, подобно крови, материя забила колодец, как какой-нибудь слив в мойке. Зато поодаль расчистился заброшенный раструб старинной космопочты (туда просто засовывали письмо, желательно в бутылке).
Из этой-то воронки и вынырнула штучка, утерянная рогатым незадачником. Кувыркаясь, полетела она, храня бесстрастие, в лучах рассиявшихся мерцалок, и Северу оставалось только вытянуть руку и принять её на раскрытую ладонь.
Это он и сделал.
Разжав кулак, он увидел, что на ладони у него стоит кроха-куколка, светленькая, в чуть помятом голубом платьице и смотрит единым оком так, точно видит его насквозь и в тоже время не замечает вовсе.
Впрочем, ничего зловещего не было в облике этой сверхтехнологичной модели запоминалок, которой воля Творца придала облик северянки. Это глянулось бы Катюше. Север снова посмотрел в чёрную даль и увидел, что переполошённое мерцание снова узаконилось. Он заставил себя позабыть о Гаруде, взрезающим пространство на пути к прекраснейшей из обителей.
Он целиком сосредоточился на рассматривании игрушки. Всегда она твёрдо стоит на ножках, даже если её уронить, это-то он знал, имел он и прежде дело с куколками, не в этом облике, ну, да облик дело пустяшное. И не скажешь, что у такой масявки за гладенько причёсанным шёлком волосёнок, быть может, имеется что-то, ничуть не соответствующее её платьишку и мордашке. И это вселило в Севера смутное отвращение к куколке. Ощутить бедняжка его не могла. Он устыдил себя, хотя куколка и не была живым и страдающим созданием. Он заставил себя почувствовать к ней уважение – ведь эта безделушка знает что-то важное. Она может раскрыть…
Тогда-то впервые осознанно и промелькнуло у Севера слово «преступление», но это было уже ни к чему.
Он ещё не решил, дожидаться ли ему омнибуса или, сменив нынешний облик на первозданный, унестись на крыльях, ещё более мощных, чем у Гаруды, на край света – на Север, домой. Размышляя над куклёшкой, он не забывал стоять лицом к погасшему прямоугольнику, обозначающему дверь, из которой явился тип. Типу удалось невозможное – омрачить последние минуты Свидания, а потому