Рыжеволосая меж тем сидела недвижимо. Грудь не вздымалась от дыхания, и только сигарета в длинном мундштуке дышала дымом, как кадило над прекрасной мертвой ведьмой-панночкой. И все кругом нее было черно и немо. Когда Валик уже уверился, что в киноленте его жизни не один Люмьеров поезд встал, так и не прибыв на вокзал Ла-Сьота, но замерли стоп-кадрами и пассажиры, в тот самый миг актриса-прима повела плечом, согнав с лица щекочущую прядь, вдавила сигарету в пепельницу яростно, как душат. Встала и вышла из вагона.
Шай-Таньский между тем рассказывал, что ни в одном локомотивном депо нет пути номер тринадцать. Что в середине девяностых в Подмосковье как-то раз исчез бесследно пассажирский поезд. Возник, спустя три дня. Приехал к месту назначения. Для пассажиров с машинистами он шел точно по расписанию, только приборы, оказалось, отставали аккурат на трое суток. Еще рассказывал, что машинисты часто видят на путях внезапно возникающий состав, идущий в лоб их поезду, но призрачные довоенные вагоны истаивают при попытке доложить о них диспетчеру. И ежегодно регистрируются новые исчезнувшие поезда.
Все это Валентин слыхал не раз, но сам не видел призрачных составов. Отдернул занавеску и приставил шорами к лицу ладони, вглядываясь в темь. На миг почудилось ему, что поезд плавно тронулся, пополз. Но понял: сам успел набраться коньяком до головокружения. Мелькнула мысль: «Паленый, видно…»
Шай-Таньский вдруг умолк, они с Палади поднялись и двинулись – бочком, бочком – прочь из вагона, уступая место новому лицу. Бритый мужчина в камуфляже сел напротив Дочиу. Валику не запомнилось его лицо, зато осталось в памяти, что незнакомец все вертел в руках спичечный коробок со стертой этикеткой. Только, судя по звуку – «цок-цок, бряк-бряк,» – в том коробке были отнюдь не спички. Дочиу предложил новому визави коньяк, тот отказался. Пристально посмотрев на Валика, спросил, верно ли, что он – Валентин Дочиу. Но Валентин и сам уже не был уверен, верно ли. Полез было за паспортом, но не нашел,