Последнюю неделю жизни матери Наташа пребывала рядом с ней в реанимационном отделении кардиологии. Это были драгоценные часы самого близкого единения с матерью за всю их земную жизнь. На свои попытки просить прощение Наташа встречала материнское ворчание, мол, не говори глупости. Ведь всё у нас с тобой нормально.
– Мамульчик, случалось, я на тебя кричала, я себя так плохо вела, ты не обижайся, ладно, – Наташа не могла выразить этими грубыми, холодными словами то горячее, то всеохватывающее внутреннее чувство раскаяния, каким ежеминутно пылала её душа. Ей особо хотелось сказать о том постыдном случае с ходунками, но язык даже не мог выговорить, настолько тяжело было это вспоминать. Но в глазах матери она видела такую любовь, что слова замирали на губах и она просто стояла на коленях рядом, прижавшись лицом к маминой ладони.
За сутки до кончины мама попросила привезти священника и причаститься. После Причастия она словно ожила, голос её окреп, и врачи стали надеяться на поворот к лучшему. Она сказала Наташе:
– А ведь благодаря тебе мы с твоим папой пришли к Богу.
– Как это? – удивилась Наташа. – Я ведь к Богу пришла лишь благодаря вам.
Мама объяснила:
– Мы переживали за тебя. Твоё отчуждение вносило в нашу жизнь тоску. Однажды на прогулке ноги как-то сами собой привели в церковь. Не сговариваясь, мы поверглись перед Распятием на колени, прося помощи у Бога, в которого и верили, и не верили.
…Наташа вздрогнула от телефонного звонка, оборвавшего воспоминания.
– Мама, может, всё же, я приеду и заберу к нам? Что ты одна да одна, – уговаривал в очередной раз по телефону сын.
– Нет-нет, я никуда не поеду, – отвечала Наташа и оглядывалась на дремлющую Светлану Ивановну.
Иногда Наташе чудилось, что новая мама начала догадываться, кто есть кто, но не подаёт вида. И тогда она придумывала отвлекающие манёвры в виде подарков – вязаные носки, вкусные пирожные… Ей не хотелось, чтобы Светлана