Внезапное и кардинальное улучшение в отношениях с мнимой дочерью затмили все бытовые нюансы, связанные с изменившейся обстановкой в новом жилище. Фактически, до быта Светлане Ивановне в этой завершающейся жизни, видимо, и без того давно не было дела.
– Наконец, у тебя нормальный голос, без этих твоих истерических интонаций. Я бы даже сказала, что твой голос вообще стал другим. Что значит, очиститься от зла. Я не знаю, в чём причина перемен, но полагаю, это связано с твоим бандитом. Ты вовремя от него избавилась. Или он от тебя, но это не важно, кто от кого. Главное, ты стала другой. И я тебя больше не боюсь. А ведь от криков-визгов человек рискует превратиться в животное. Например, в собаку. Я, кстати, за тебя опасалась. Ты ведь и правда начинала напоминать собаку. Целыми днями лаяла на меня… А сейчас я спокойна, – слышала от своей второй матери Наташа и не противоречила.
Бабушка попеременно играла на аккордеоне и скрипке, и ликовала, что дочь больше не заставляет её «клянчить милостыню»:
– Я знала, что в тебе заговорит совесть. Я не ошиблась в тебе.
Наташе хотелось расспросить о подробностях жизни своей подопечной, узнать о том, где было получено музыкальное образование, кем приходилось работать в течение жизни, но хоть любопытство и распирало, держала язык за зубами. Одно неосторожное слово – и идиллия для бабушки рухнет. По этой же причине не решалась и расчехлить папин баян.
– Знаешь, там так противно сидеть. Вроде пальцы музыку играют, и музыка чудная, и люди даже иногда что-то хорошее говорят, деньги бросают, а на душе муторно, спина от напряжения болит, ноги стынут, – делилась Светлана Ивановна воспоминаниями о периоде нищенства.
Однажды она с тревогой в голосе спросила:
– А Нинка этим летом снова приедет?
Наташа уверенно сказала:
– Нет.
Новая мама воскликнула:
– Вот это лучшая новость за все последние месяцы!
Наташа не выдержала и полюбопытствовала:
– А почему?
– Ну как почему. Неужто забыла, как твоя распрекрасная дочечка меня подушкой душила? Да ты, небось, как всегда, в своём телевизоре сидела, за закрытой дверью. Вот уж не любила я эту твою манеру – закроешься от меня на все замки, телевизор включишь на полную катушку, и хоть ори не ори, никакой реакции. Словно меня и в живых нет.
– Я про подушку не знала, – честно сказала Наташа.
– Всё ты знала. Просто стыдно вспоминать. Ладно. Кто старое помянет – тому глаз вон, – миролюбиво сказала мама. – Ну так я тебе рассказываю. Уж