Прижав сумку к себе, я отправилась в путешествие по апартаментам. Нет, можно было бы, конечно, по-тихому смыться. Но такое решение созрело в моей голове только на приличном отдалении от лифта. И жалкие остатки здравого смысла были в корне задавлены тем любопытством, которое сгубило достаточно и кошек, и неразумных девушек.
Я нашла Одоевского в нелепой желто-бежевой спальне, на кровати. Его руки и ноги были связаны вместе, отчего тело казалось упавшей на бок детской лошадкой. Голова неестественно выгнулась назад. Павлу Васильевичу перерезали горло. Аккуратно, не широко, но смертельно…
Нашарив в сумке телефон, я дрожащими руками набрала номер экстренной службы и, как мне казалось, четко обрисовала ситуацию и продиктовала адрес. На самом деле, я, конечно, лепетала что-то малоразборчивое. Не потому, что испугалась трупа (мертвые точно не кусаются, что бы там, в Голливуде, не снимали) или меня так уж шокировала насильственная смерть Одоевского (собственно, ему столько раз ее предсказывали, что меня больше удивила бы его тихая кончина от старости). Как раз во время объяснений, что я не спятила и ничего на месте преступления не трогала, мне пришло в голову, что я слишком поторопилась со звонком.
Расставшись с девушкой-оператором, я дала волю своим мыслям. Они немедленно сорвались с обрыва и полетели расправляющими крылья птицами.
Я бросилась к ванне и сдернула с металлической трубы первое попавшееся полотенце. Обернув руку этой тряпкой, я решительно дернула дверь-купе гигантской гардеробной. Окинув быстрым взглядом верхние полки, я почти сразу увидела то, что искала. Но до старой потрепанной шляпной коробки с пола было не дотянуться.
Я с трудом подтащила к шкафу тяжелый стул, залезла на него но, даже встав на цыпочки, до коробки не достала. Пришлось воспользоваться одной из вешалок. Тыкая одним из концов деревяшки в картонный бок, я все же сумела сбить шляпницу на пол.
Ура! Осторожно сняв крышку, я развернула бумагу внутри коробки и быстро достала из старинной шляпы толстую пачку евро и скатанную в трубочку пятитысячную купюру. Прогресс. Раньше Одоевский хранил баксы и пятьсот рублей. Задрав юбку, я затолкала деньги за резинку чулок – с внутренней стороны бедра. С современной модой даже если кто и заметит некоторую неаккуратность в моей одежде, то спишет ее на фасон. Потом я максимально аккуратно закинула коробку обратно и вернула стул в комнату.
Следующая мысль заставила меня выскочить из спальни, промчаться по коридору до лестницы и сбежать этажом ниже. Здесь должны были быть комнаты нимф. Я начала стучать во все двери подряд, пока из некоторых не начали показываться заспанные физиономии девушек.
– Одоевский