– Кто?
– Это доктор, – отвечаю я, отступая на шаг от открывающейся двери.
Василий выглядывает наружу и в кромешной темноте пытается рассмотреть незваную гостью. Укутанная в тёмный плащ с капюшоном, с саквояжем в руке, источающая лёгкий запах древних лекарств, – притупляю бдительность парня. Он нерешительно чешет шевелюру и бодро говорит:
– А мы никого не вызывали! У нас все здоровы!
– Мне нужно найти дом Агриппы. Я, видимо, заблудилась.
– Ага! – тут же рокочет Василий. – Заблудились. Пройдите в хату. Только пригните голову. У нас низкие притолоки… а здесь высокий порог.
В домике с закопченными потолком и стенами пахнет чем-то вкусным. Слева, на небольшом столе, притороченном к окну, стоит облепленная сажей сковорода с ворохом жареной с салом и луком картошки. Видимо от этого блюда и исходит аппетитный деревенский дух. Всё помещение освещается керосиновой лампой, висящей между окон на противоположной стене. Перегородок в жилище нет. Одна большая комната. Из мебели – две одинаковые кровати, поблескивающие медными шарами на высоких спинках с причудливыми коваными решетками. Кровати расположены симметрично, по углам. У стены справа приютился небольшой платяной шкаф, поблескивающий лаковой поверхностью. Под лампой, не касаясь стены, стоит красивый, ручной работы, продолговатый стол, заваленный ворохом старых газет и потрёпанных книг. Справа же, возле шкафа, топится узкая печь – голландка. Из прикрытой дверцы печки наружу вырываются блики огня. Перед печкой навалены поленья берёзовых дров.
Василий, симпатичный и пышущий здоровьем мужчина, одет в зелёные солдатские бриджи, плетенные из лыка шлёпанцы и застиранную тельняшку с длинными рукавами. Вид у него вполне нормальный, если не считать нервного тика, проявляющегося в виде подёргивания правой щеки. Этого тика Василий стесняется – старается скрыть недуг, повернувшись ко мне левым боком.
Я останавливаюсь у порога, на коврике из мешковины, и снимаю с головы влажный капюшон.
Здесь тепло и уютно.
Петра Ивановича в доме нет. Хотя, замечаю, возле сковородки с картошкой лежат две вилки и стоят большие гранёные стаканы, наполненные мутной жидкостью. Видимо с самодельным спиртным напитком – брагой, или самогоном. К столу придвинуты два «эксклюзивных» стула, с витиеватыми рисунками на высоких спинках. Один из них я уже видела во дворе, во время разговора Петра Ивановича с Яковом Шилкиным.
– А где Петр Иванович? – спрашиваю я Василия, топчущегося передо мной.
– Отец? А… Он сейчас придёт! Он в погребок, за капустой… – начал мямлить Василий, не ожидавший прямого вопроса об отце. – Я его сейчас позову! А вы откуда его знаете? Вы из Уваровской больницы? Что-то я вас не припомню! Я там, почитай, каждого знаю. Из докторов…
– Я из беженок, – лгу я, придерживаясь