– Вон мой дом, слева, – показываю я. – С гранитной облицовкой снизу. Берегись надолбов – их для таких, как ты ставили.
– Это что значит? – хмурится Зоя, но мучительный стон Аркадия ее отвлекает. Она оборачивается назад и стискивает его руку. – Уже приехали, Аркаш. Еще чуточку потерпи.
– Я открою, а ты вытаскивай его.
Я запускаю Зою с братом внутрь парадной и напоследок оглядываюсь на заросший сквер. Вокруг темно и пусто; через скверик от меня стоит дом, как две капли похожий на мой. Только он обгорел и весь развалился. Я поспешно захожу внутрь и закрываю дверь.
В парадной как всегда: полутемно, аварийно и пахнет жизнью. Кажется, сегодня у нас топят. Зоя с Аркадием быстро перемещаются к лифтовой шахте, где Зоя нажимает на кнопку, под которой написано “ПРОТИВОВЕС”. Потом ей приходится подождать, пока я поднимаюсь по лестнице, держась за дубовые перила. Для устойчивости, Зоя прислоняет Аркадия к кованой решетке, закрывающей шахту. Я подхожу как раз тогда, когда на площадку, грохоча и лязгая, спускается лифтовая кабина.
– Как в детдом вернулась, – говорит Зоя, ковыряя пальцем стенную щель, заросшую рыжим. Я открываю обе двери, запускаю товарищей, закрываю и захожу внутрь.
В отделанной латунью кабине кроме некогда бархатного сидения есть только лампочка и торчащий из пола чугунный столб с набалдашником размером с чемодан. Я берусь за рычаг, венчающий набалдашник, и двигаю его вперед. Лифт начинает карабкаться.
За сплетением железных узоров ползут этажи: красное дерево, бронзовые люстры и непробиваемые черные двери; ковровые дорожки и резные лавки, а под лавками – кучки блестящих глазок, хитро и злобно следящих за движением кабины. После первой пары этажей здание начинает оживать, становится слышна музыка. На очередной площадке открыта одна из дверей, и на фоне иссиня-черного зарешеченного неба курят изысканные формы в дымчатых нарядах.
– Гм, – подает голос Зоя. Теперь я замечаю, как диковато она оглядывается по сторонам.
– Гм?
– Я думала, тут по-другому будет. Ну, охрана там. И,