Я чувствую этот мягкий белый цвет.
И почему то от этого прикосновения становится так печально, приятно, трогательно и даже забавно.
Розу сначала срубили на корню, предварительно вырастив на убой.
Дальше она случайно выпала из общего букета прямо на улицу. Её подобрал Ярик и подарил мне.
А что сделала я? Я её обезглавила.
И словно всадник я несу её голову на бедре, как свой трофей.
Печально и обидно.
Но приятно. Этот цветочный трупик был предназначен специально для меня, пусть волей случая, пусть прихотью судьбы, этот бутон мой.
Я представляю, как роза превращается в маленькую белую мышку и ползёт вверх по руке, прямо под плащом.
Мне не нравится эта фантазия, и я сочиняю заново.
Я бы сочинила заново наш предстуденческий август, что бы мы вместе могли учиться в Питере, что бы не ездить к нему в эту вонючую Москву, что бы он не ездил к Неве, что бы потом ему не хотеть уезжать, но всё-таки зачем-то возвращаться обратно.
Завтра мы встретимся после обеда.
И я так и быть удостою его чести прочесть первым мою книгу, которая, надеюсь, выйдет в свет без щипка и задоринки, не то, что моя дебютная.
– Не понимаю, почему ты каждый раз останавливаешься у Ромы, мог бы жить с нами. Максим всегда за. – Я неторопливо укладывала его покупки.
– Понимаешь, с Ромкой веселее. И ещё… ты только не обижайся, этот твой Макс – настоящий князь тьмы. У меня от него мурашки по коже. –
– О, да, – мечтательно протянула я, – у меня тоже.
– Всё как ты хотела, – Ярик положил фруктовую жвачку в карман плаща.
– Осталось завести собаку и закончить роман.
– Тот самый? – он насторожился.
– Да, -
Из магазина мы возвращались молча.
Молча готовили еду, молча ждали Рому, молча попрощались.
Однако я чувствовала, о чём думает Ярик.
«Моя повесть и твой роман. Они очень похожи. Как разные главы одной книги. Нет, даже как две книги одной трилогии. Я бы хотел, чтобы моя повесть…» – он не закончил, но то как он подчеркнул слова «моя повесть» меня привело в бешенство.
Это не его повесть, а мой роман.
Это моя история.
Я чувствовал, что мы расстались в дурном настроении. Если бы я не знал Яру, то решил бы, что мы поссорились. Как знать. Может мы обиделись друг на друга?
Отогнав все мрачные мысли, я стал разглядывать людей на перроне.
Все они спешили куда-то, никто не смотрел под ноги, не смотрел вверх, только вперёд.
Все были напуганы чем-то, никто не сбивался с темпа, все ритмично обгоняли друг друга, спеша из ниоткуда в никуда.
Я не люблю смотреть на такую суету.
Однажды мой профессор сказал мне: «Человеческое малодушие зарождается тогда, когда сам человек начинает делить мир на две части. На любимое и нелюбимое.»
Я не хочу быть малодушным, но есть вещи, которые я люблю и не люблю.
Я люблю , как только тронется поезд, открыть бирюзовую, прожженную костром тетрадку, и начать читать, перечитывать рассказ, который никогда