На первом и втором курсах тайное обожание и томные взгляды женской половины ему льстили, а потом стали неимоверно раздражать. Серьезно поговорить с однокурсницами и то удавалось редко: все как одна кокетничали, жеманились и строили глазки. И не было среди них той, которая отказала бы ему в свидании. «Почему они такие дуры? – думал он. – На все готовы, буквально на все, к любой части тела есть открытый доступ. Только бы залезть в постель, чтобы утром – в загс. Неужели весь смысл жизни для них – фата и штамп в паспорте? Может быть, я преувеличиваю? Наверняка. Вот Марина, она же совсем другая».
Они ходили в одну школу, прогуливали вместе уроки труда и физкультуры, покуривали втихую. И никаких тайн друг от друга. Она была «своим парнем», настоящим другом. «Жалко ее, беднягу, потерять в одночасье мать. Осталась совсем одна – ни сестры, ни брата. Папочка – тот еще чудак на букву «м», далеко не подарок – ходячая догма со змеиной улыбкой. По-моему, Маринка его недолюбливает, не знаю, может, я и ошибаюсь. Член ЦК, член Политбюро… упаси господи жить с таким партайгеноссе рядом. Правда, у Маришки с ним всегда были сложные отношения… а у кого они, по сути, не сложные?..
***
Взять хотя бы нас с Ольгой. Избегаю ее, боюсь поговорить, а давно ведь пора объясниться: или честное «прости – прощай» или как-то там оправдаться. А почему, собственно, оправдаться? Дурак, и чего я тяну. Все из-за моей нерешительности. У Ванина младшего бы поучиться: тому познакомиться и тут же переспать, как сигаретку выкурить. А через пару деньков или того меньше легко, играючи, спровадить любовницу и никаких угрызений, и жизнь продолжается без всяких напряг. Конечно, у меня другая ситуация»…
Познакомились они в «Историчке»: молодые московские гуманитарии очень любили эту библиотеку. Там, в ее святая святых, в курилке, собиралось общество странных мечтателей: историки, филологи, будущая интеллектуальная фронда, – люди, жившие особым духом вольности, доверительных разговоров, надежды, мечтатели…
К выставкам, музеям и концертам Ольгу не тянуло, зато в спокойном и просторном читальном зале, где стояла священная тишина, ей было уютно и хорошо. Она училась в педагогическом, на заочном, но нигде не работала. Справку о том, что она где-то служит, ей достали родственники.
Прямые светлые волосы, строгий классический костюм и никакой косметики: природная элегантность удивительно сочеталась с мягкостью голоса, женственностью и загадочностью. В ней было что-то неуловимо манящее и обещающее, какая-то тайна, какая-то загадка. Даже манера разговаривать, прерывая фразу на слове, завораживала. Павлу она казалась молодой