– Алька, ты, наконец-то, забеременела!
Лера радостно кричит и едва не опрокидывает в костер ведро с водой, суетливо пытаясь распрямиться из позы лотоса.
– Я… не знаю… плохо… – доносится знакомый голос слева.
Парень, сидящий с другой стороны костра, подбрасывает в огонь охапку сухого елового лапника. Трещит взметнувшееся вверх пламя, разбрасывая искры. Ага, это он говорил. Виктор. Витень, услужливо подсказывает просыпающаяся память. Тяжело поднимаюсь на ноги и отступаю на пару шагов от огня. Мутит. Толпой футбольных фанатов скандируют хором в мозгу воспоминания:
Ал-ла-хо-ра? Аль-ка… А-ле-ся… Ры-жа-я…
Поворачиваю голову влево. Яркие алые блики в ночи освещают лицо сидящей девушки, искажают знакомые черты странно и нелепо. Копна огненных волос. Сверкающие изумрудами глаза. Нет. Поблекли. Закатились резко, словно пленка в кино оборвалась внезапно. Алеся-Аллахора или Аллахора-Алеся беззвучно начинает заваливаться на бок.
Конечно, Лера опередила всех. Уже наседкой квохчет над Рыжей, бесцеремонно и грубо оттолкнула и меня и вскочившего Витеня. Даже мне понятно распирающее ее желание расспросить об услышанной победе над контрацептивами.
– Отвали, Витень, а ты, братец, иди-ка, посиди, отдохни. Посмотреть на тебя, так в гроб краше кладут. Знала бы, что Алеся беременна, устроила бы вам такой сеанс проникновения с забобонами, что мама не горюй.
В голосе Леры проскальзывает непривычная, несвойственная ей резкость, и Витень, благоразумно сев на свое прежнее место, спрашивает:
– Ты, думаешь, он знал? Спорим, она и сама была не в курсе? Только когда Паляндра сделала знак и сказала не «двоих», а «четверых», то мы все словно взглянули на две полоски теста.
Он неторопливо ворошит палкой в костре, подтягивая к себе второй рукой рюкзак, роется в нем на ощупь, достает аптечку, протягивает мне. Мышцы бунтуют, и я едва не роняю набор первой помощи. И только Лера оборачивается, как я тут же сую ей в руку кожаный футляр Айболита. Сестра неодобрительно смотрит на меня, принимая аптечку, но настроение у нее явно прыгнуло на несколько уровней в сторону улучшения. Она подмигивает мне и грозит пальцем.
– Она сильно устала, братишка. Не переживай. Сделаю укол, отнесем в палатку – ей необходимо для начала выспаться. Твое счастье, что вы давно вместе, и я люблю вас обоих. Нет, четверых. И тебя, – добавляет она в ответ на возмущенное мужское «э» Виктора.
Витень наливает в кружку кофе, отвинчивает колпачок у маленькой металлической фляжки, булькает на глазок глоток коньяка в кружку, протягивает мне. У меня трясутся руки, как с похмелья, и он разливает кофе в две кружки, снова предлагая мне уже ополовиненную порцию. Беру дрожащими пальцами посудину, делаю несколько глотков, не расплескивая жидкость. Зубы с хрустом и скрежетом елозят по эмалированному краю кружки. Сразу становится теплее, и тихонько начинает распускаться тугой узел в глубине живота. Расслаблено присаживаюсь на еловую подстилку к огню.
– Вить, –