жизни те самые дрова, о которых все говорят, но которые далеко не все ломают!
И, позвонив Роману в очередной раз, она легко, совсем как взрослая, согласилась не
только прийти на очередную вечеринку, но и забежать к нему до этого на кафедру в главный
корпус МГУ – он, кажется, подвизался там в какой-то бесконечной аспирантуре на мехмате, среди
таких же бородатых коллег. Забежать с целью пообедать вдвоём в профессорской столовой – это
уже был какой-то аванс, негласное обещание и намёк на что-то большее, чем шпротный паштет
среди общего шума и гама квартиры. Впрочем, из профессорской столовой был, как всегда,
обратный ход… Но этот проклятый «Обмен», дочитанный до конца вчера ночью, снова навеял
такое смертное уныние и такую безнадёжность и так совпал с мокрой, вперемежку с опадающими
листьями погодой, что требовалось что-то резкое, необычное – встряхнуть свою жизнь, как
коктейль в тонкостенном стакане, не заботясь о том, как перемешаются его составляющие.
В тот день они ели какой-то сложносочинённый комплексный обед в столовой, где,
оказывается, даже предполагались официантки и перемена блюд и где Роман чувствовал себя
завсегдатаем. А потом они в познавательных целях промчались под высокими сводами главного
корпуса. «Архитектура позднего сталинизма», – смело пошутил он. И в этой откровенности,
словно со своей, ощущалась та интимная грань, которую она готова была переступить.
Университет имел даже своё собственное отделение милиции, что немало удивило Лялю. Всё это
в череде пустого, бессодержательного калейдоскопа его знакомых, которым он кивал на ходу,
почему-то создало у неё ощущение игры в «Бутылочку», как на дне рождения сверстницы в
восьмом классе, где она впервые поцеловалась с парнем. Только теперь бутылочка, казалось, с
каждым заходом крутилась всё более лихо и стремительно, увлекая её за собой в водоворот
новой, опасной жизни – подальше от героев Трифонова с их безнадёжными сторублевыми
альтернативами.
Бутылочка остановилась по мановению её руки, но так, чтобы парень как бы не
догадывался об этом, указуя на тот летний солнечный полдень опоздавшего московского бабьего
лета, когда клёны уже стояли в золотом оперении, но ещё не спешили сбросить его под ноги
полуденным прохожим и под колеса трамваям с грациозными шарнирными дугами над головой,
умными, заострёнными вперёд мордочками. Он, конечно, догадался, что она неспроста
позвонила ему с вопросом: «Роман, ты сейчас занят?» Презрев все обязательства на весь остаток
дня, он сказал с дендистскими интонациями: «Нет, Ляля, в жизни мужчины всегда есть место для
горных восхождений, вина и внезапных встреч с женщинами». Ну что ж – тем лучше! Она и так
уже сбежала с предпоследней лекции по научному коммунизму, и в запасе было с лихвой
времени – часа три, если не больше.
Через