глубины абстракции гуманитарии, увы, не посягают. А запутали, потому что я так и не понял, что
вас больше привлекает – стихотворение как форма, как изящное уравнение, с которым вы его
только что изволили сравнить, или всё-таки автор оного с его изломами души или, не дай бог,
даже некоторым негодяйством.
Жора невольно стал стилизовать свою речь под манеру девятнадцатого века, чтобы
удержаться на одной интеллектуальной высоте с этим странным выскочкой из народных глубин.
Может быть, его подзуживало к этому молчаливое восхищение Ляли, которая, отхлебнув вина
чуть больше, чем диктовали правила приличия, теперь с безмолвным интересом, даже не пытаясь
стать участницей разговора, следила за словесным турниром двух мужчин, каждый из которых
был по-своему ей близок. Даже мать в брючном костюме юной модницы, с интересом глазевшая
на гостя, перестала её раздражать.
– И то и другое, – подумав какую-то секунду, ответил Савченко.
– Примеры, Вадим Борисович! – Жора тоже завёлся, хотя и не подавал виду. Ему
захотелось выиграть этот гладиаторский турнир интеллектов на виду у жены и дочери.
– Примеры найдутся, и очень интересные, – с упрямством студента, доказывающего
хорошо выученную теорему чересчур въедливому профессору, ответил Савченко. – Скажем,
«Гренада» Михаила Светлова. Я читал, что он хотел написать что-то сентиментальное,
мелодраматическое – этакую балладу, цыганщину на испанский манер. А получилась трагедия.
– Трагедия? В чём? Погибает главный герой? – Жора, интуитивно угадывая свою роль
умудрённого годами ментора-резонёра на этом пиршестве словес, попытался вывести своего
оппонента на заданный ответ.
– В том-то и дело, что нет! – воскликнул Савченко излишне громко, на секунду забыв о
том, что он в гостях. – Трагедия у самого Светлова, – добавил он значительно тише. – К кому
обращены вот эти строчки: «Не надо, ребята, о песне тужить… Не надо, ребята, не надо, друзья…»
Это же заклинание! – Савченко опять невольно с горячностью повысил голос. – Он словно
пытается доказать себе что-то, во что сам не верит, обращаясь якобы к «ребятам». При этом и сам
в свои заклинания мало верит – иначе зачем их повторять снова и снова?
– Но, может быть, в этом и смысл? Наша жизнь вообще состоит из заклинаний…
Жора хитро улыбнулся той особой улыбкой авгура, которую он обычно приберегал для
западных партнёров по переговорам, когда, исчерпав резоны и аргументы и давая понять своему
визави, что пространства для манёвра не осталось, он прибегал к спасительной словесной ссылке
на «ленинские принципы советской дипломатии». Британцы и французы при этом отвечали
всепонимающей (Жора про себя называл её «порнографической») улыбкой,