Оставался последний шаг, и Ляля сделала его без колебаний.
– Слушай, действительно, не мёрзни, – окликнула она Вадима из-под одеяла, – возьми там
плед в ванной. Не обращай внимания на надпись – это не для своих, а для старой девы, чтобы
чужое не хватала. Только не уколись булавкой.
Змеиная хитрость её была в том, что она действительно с утра приколола английской
булавкой бумажку с надписью «Из ванной не выносить» для бестолковой Лильки. Ей сейчас
нужны были эти двадцать секунд, которые он провозится с пледом и булавкой в ванной, чтобы
догола раздеться в спальнике.
Он, слава богу, провозился даже дольше, чем она планировала, и Ляля даже
всполошилась, не оставила ли её безбашенная соседка пачку презервативов или что-нибудь столь
же неуместное на виду. Но Вадим наконец-то вышел с пледом в руках, когда она уже надёжно
зарыла всю одежду между спальником и подушкой.
– Плед, как у Шерлока Холмса, – заметил аналитически Савченко, – не хватает кресла-
качалки, трубки и Бейкер-стрит за окном.
– Усаживайся поудобнее, – нарочито засуетилась она, поджимая ноги и поворачиваясь
внутри спальника так, чтобы ненароком не обнажить грудь. Вадим послушно расположился на
дальнем конце кровати и уселся по-турецки, накрывшись пледом. Она мысленно отрепетировала
эту сцену накануне несколько раз, ревниво захронометрировав все свои действия. Сейчас, когда
всё её тело обратилось в один нерв, это помогло ей не суетиться и не раскрыть раньше времени
план игры. Она с его подачи уверенно залепетала что-то о Конан Дойле. Только для того, чтобы
выиграть время и в конце нескольких фраз утомлённо затихнуть, и, полежав в тишине секунд
двадцать, сказать жалобно:
– Знаешь, всё никак не согреюсь, даже в спальнике. Полезай сюда со своим пледом, у
меня зуб на зуб не попадает.
Савченко жестом официанта, меняющего скатерть, махнул пледом, накрывая и Лялю, и
полу спальника, которую она предусмотрительно откинула в сторону, и перебрался к ней,
повернувшись боком так, что его лицо приблизилось к её плечу. Он хотел поправить сползавший с
неё плед и попал рукой на её упругую, обнажённую грудь. Он почему-то сразу, не глядя и не
дотрагиваясь до неё, сообразил, что она совсем голая под этим спальником, и на мгновение
оцепенел. Его начало трясти, как в ознобе, и именно в этот момент она прильнула к нему всем
своим телом, облокотившись локтем на подушку и обдав его нездешним запахом польского
дезодоранта. Не отрывая локтя от подушки, Ляля вплела свои пальцы ему в волосы и провела, как
гребнем, от основания до кончиков, зацепив мочку уха и поворачивая к себе его голову.
Её лицо было так близко, что он, повинуясь инстинкту, буквально впился губами в её рот,
обхватив левой рукой её шею, а правой лихорадочно расстёгивая молнию на джинсах. Рука
дрожала так, что молния