комнаты. – Дойдёшь до братца Июля, вполне себе квалифицированного гуманитария, и он в
промежутках между вспышками телесной любви насытит и твой интеллект. Только вряд ли из
Воронежа. Ищи в пределах Московской кольцевой. А всё-таки почему завалить экзамен
простительно женщине, но не мужчине?
– Ответ, как и вся моя жизненная философия, нетривиален. – Лилька, судя по шорохам,
зарывалась поглубже в одеяло. – Женщина сложнее реагирует на вызовы повседневности – будь
то в голове, если ей предстоит экзамен, или в той женской обители, что между ног, если ей
предстоит встреча с мужским членом. Женщина непонятна даже самой себе – говорю по
собственному опыту. За это нас и любят мужчины. Она может сдать экзамен, а может и нет. Или
может, например, испытать оргазм, а может просто аккумулировать, скажем так, ощущения и
впечатления. А мужчина, увы, одномерен: он должен сдать экзамен, и он должен кончить, причём
обстоятельства могут быть самые разные, а итог – одинаков. За это мы их и любим. Иначе мне не
пришлось бы сушить голову феном, – весело расхохоталась Лилька.
– Да уж, нетривиальная ты наша, – с наигранным вздохом сожаления отозвалась Ляля, –
ладно, спи, а то, мне кажется, тебе завтра понадобятся силы в очередной раз аккумулировать
ощущения.
Лилька вполне добродушно хрюкнула в подушку, но посчитала тему исчерпанной и через
минуту уже спала тихо, как мышь.
Вторая серия сна как будто по контрасту с первой была задумана лукавым
кинопродюсером, вожделеющим не художественных достоинств, а фестивальной славы, как
дешёвый сценарный ход, потому что приснилось Ляле тёплое море. Зимняя русская метель и
ласковое, не наше море – это выглядело пошло, это явный моветон пред ликом суровых
кинокритиков. Но сон не переходил в кино – он просто был, вот и всё, он утешал её, грел лучами
солнца, и она ещё порадовалась какой-то задней, припозднившейся мысли за то, что метель из
того, прежнего сна, слава богу, закончилась, и на улице стоит тёплое июньское лето, а рядом – она
знала это наверняка, – за кварталами соседних домов, ласковое море. Непонятно, какое и где –
но, в отличие от того, прежнего сна, внутренние противоречия не мучали её, требуя немедленного
логического разрешения. Она шла во сне почему-то по улице Праги, где жила несколько лет с
родителями, и разглядывала вывески пивнушек, без перевода понимая, что вывеска U dobreho
kata означает «У доброго палача»; на крыше дома напротив красовался лозунг V jednoti z lidom je syla KSC, v jednoti z KSC je syla lidu – «В единстве с народом – сила КПЧ, в единстве с КПЧ – сила
народа». И Ляля во сне с небывалой ясностью сделала сама себе мысленную заметку: при случае
подкинуть эту фразу отцу, чтобы он мог поупражняться в своём тонком армянском остроумии,
пошутить над нацией