разбудить этим шуршанием Лильку (объяснять ранний подъём не хотелось), расставив руки и
ноги, как космонавт в скафандре, неслышно вышла из номера, стараясь не стукнуть болванкой
казённого ключа о дверь. Она помчалась по коридору, надевая тёплые варежки на ходу и громко
топая лыжными ботинками. Все в корпусе ещё спали, и Ляля понеслась вниз по лестнице,
перепрыгивая через ступеньки. Она на полной скорости вылетела на площадку первого этажа и с
разбега врезалась в него, так что он чуть не опрокинулся навзничь.
– Вы опять норовите упасть, Красная Шапочка! – воскликнул вчерашний знакомец,
моментально отходя от шока.
– А Вы опять меня спасаете, Дровосек! – отпуская его рукав, за который она
непроизвольно схватилась, и пытаясь скрыть смущение, ответила она. – А кстати, что Вы здесь
делаете? Мы же договорились встретиться в столовой. И, кстати, почему мы снова на вы?
– У меня, совсем кстати, есть ответ на все эти вопросы, – в тон ей подхватил Савченко. Ему,
как и вчера, с первой минуты легко с ней говорилось, как будто они знали друг друга вечность.
Или это горы так влияли? Атмосфера отдыха? В Москве он всегда чувствовал себя зажатым,
особенно с девицами, особенно с такими вот, от которых веяло духом столицы,– не чета
изотовским. – Я просто захотел встретить вас пораньше и во времени, и в пространстве. Достичь
этого можно, покрыв лишнее расстояние и сэкономив время. Почему мы снова на вы? Потому что
ты ещё не до конца проснулась, а во сне людям свойственна неземная учтивость, и в снах все
говорят друг с другом только на вы.
Она быстро взглянула ему в глаза, чтобы удостовериться, что он действительно шутит, и
кокетливо замахнулась на него варежкой:
– Да ну тебя, егерь! Ты опять забиваешь мне голову, как вчера, завиральными идеями. Я и
так вечером после бесед с тобой впервые в жизни на электророзетку стала глазеть и размышлять, что опаснее: сила тока или его напряжение?
– Я готов ответить на этот вопрос, как только мы решим, что важнее – позавтракать прямо
сейчас, а потом ехать на гору или наоборот?
Ляля с присущей ей женской хитростью ещё вчера определилась с этими приоритетами. Ей
ревниво захотелось, чтобы их двоих окружало как можно меньше людей – в ней проснулся самой
ей неведомый, невысказанный инстинкт хищника – хищника, который, овладев добычей,
стремится уединиться с ней в укромном, труднодоступном уголке леса, подальше от остальных
его обитателей. Мысль о том, что придётся делиться «добычей» – этим милым симпатичным
чудаком, быть с ним на виду у других, почему-то бесконечно раздражала её – как животное,
готовящееся есть корм, раздражают его докучливые сородичи.
Аккуратно, словно боясь спугнуть чуткую птицу неосторожным хрустом ветки, она сказала:
– Лучше