Вскоре он скрылся за ближайшими сараями, напоследок испуганно оглянувшись на Торлейва.
– Совсем ты, родич, тронулся рассудком! – Агнед укоризненно качнула головой и ушла в дом.
– Ох, Торве! – сказала Вильгельмина, печально глядя Торлейву в лицо.
– Пойдем, – хмуро проговорил Торлейв. Он подобрал оброненную рукавицу и отряхнул ее о колено.
– Торве, может, Агнед права и нам лучше не идти через лес к Йорейд после всего?
– Напротив. Именно теперь надо идти. Пусть Йорейд прочтет руны, если сумеет. Я хочу знать, что все это значит.
Зима сковала топь, бурая трава вмерзла в лед, вьюга намела сугробы к огромным корягам и корням старых, вывороченных бурями елей.
Торлейв и Вильгельмина бежали меж обледенелых кочек, меж чахлых березок, мимо побитого ветром ольшаника, мимо стволов мертвых сосен, белых, точно высохшая кость. Ветер разметал снег, местами был виден желто-зеленый лед с вмерзшими в него прелыми листьями, сучьями и белыми пузырями болотного газа, с кочками, поросшими кукушкиным льном. Иногда меж корнями, меж бурыми стеблями осоки виднелось застывшее тельце бурой лягушки, черные спинки жуков-плавунцов.
Из глубины, из подледной тьмы косматыми щупальцами тянулись кверху коричнево-черные стебли водорослей. Вильгельмине становилось не по себе, когда она смотрела вниз и под слоем льда видела это странное смешенье жизни и гнили, смерти и движения.
Вновь пошел снег; большими хлопьями он опускался на болото, ложился на красную лапландскую шапочку Вильгельмины, на плечи идущего впереди Торлейва. Шли молча. Буски, чувствуя, что хозяйке невесело, не пытался играть и не лаял, а просто бежал следом.
За перелеском, за кустами рябины, за частым ельником, что взбирался вверх по склону, стоял дом старой Йорейд. Сегодня он совсем утонул в снегу, но дорожка к крыльцу была расчищена, а из отдушины поднимался легкий дымок.
– Йорейд печет лепешки, – сказала Вильгельмина, втянув в себя морозный воздух.
Торлейв обернулся.
– Скажи, ты сердишься на меня?
– За что?
– Не слишком достойно я вел себя. Мне жаль, что ты видела меня таким. Если б ты не стояла рядом, я бы ударил его. Я и сейчас еще мог бы его отколотить, настолько я взбешен, хоть и не хуже тебя понимаю, что гневные речи не стоят внимания. Этому Гудрику просто не повезло в жизни.
– Почему ты так думаешь? – спросила Вильгельмина, чувствуя по блеску серых его глаз, что он еще что-то хотел сказать.
– Он не знает, как выглядят ангелы.
– А как они выглядят? – удивилась Вильгельмина. – Ты их видел?
– Приходилось, – сказал Торлейв, и улыбка тронула углы его губ.
– Правда? – недоверчиво спросила Вильгельмина, глядя на Торлейва снизу вверх. – Ну, и какие же они?
– Смешные. Красивые. У них длинные волосы, веснушки на носу и глаза светлые, как песчаная отмель.
– Фу, Торве! – тихо рассмеялась она, ударив его красной рукавичкой в грудь. –